В двух шагах от счастья

За Анину короткую жизнь другие мужчины тоже улыбались ей — с любовью, с изумлением, с интересом или желанием. Но ни один из них не имел для нее значения. Она либо с благодарностью принимала их, либо с презрением отвергала, а после короткой встречи с Дэвидом вернулась в свою жуткую комнату, зная, что больше всего на свете хочет опять увидеть его. И поэтому в минуту отчаяния она обратилась именно к нему. Это было неизбежно. И его реакция тоже была предопределена. Если бы Дэвид не заговорил с ней в тот вечер… Если бы не согласился пойти с ней к ее отцу… Если бы не уговорил его увидеться с английским врачом… Если бы не отвез ее в отель, когда все было кончено…

Но он поступил именно так, и поэтому ее жизнь изменилась. И тот же Дэвид поведал ей странную историю ее рождения. Правда, он говорил спокойно и без лишних эмоций, но дал ей понять, что, несмотря на полный разрыв с прошлым, она не одна в этом странном, новом мире. Вчера вечером по дороге к отелю Дэвид болтал о других, маловажных вещах, и Аня решила, что он не хотел обсуждать это странное открытие, пока она полностью не примирится с ним. Но когда они вернулись в отель, леди Ранмир встретила их с таким видом, будто была чем-то недовольна. Аня знала, как могут выглядеть люди, когда они недовольны. Когда годами живешь, бок о бок с чужими людьми, начинаешь понимать тайный смысл обыденных слов, взглядов и даже молчания.

— Боюсь, Тереза не хочет ждать до завтра. Она желает сегодня же поговорить с Аней. — Леди Ранмир обращалась в основном к племяннику.

— Что ж… Если ей так хочется.

— Я пойду, скажу ей «спокойной ночи», — тут же предложила Аня.

Дэвид проводил ее до двери номера миссис Престон, но тут в коридор вышла Селия. Ее прелестное лицо было бледным, а глаза такими холодными, что Аня невольно подумала, заметил ли это Дэвид.

— Тебе лучше остаться здесь, Дэвид. Чем меньше там будет народу, тем меньше вероятность сцены.

Итак, Аня вошла в номер с Селией. Миссис Престон лежала на диване в гостиной, похожей на гостиную леди Ранмир. Как и ее дочь, она была бледна, но в глазах не было холода. Они блестели, а увидев Аню, миссис Престон улыбнулась и протянула ей руку.

— Мне нужно было поговорить с тобой, милая! — воскликнула она. — Я хочу кое о чем тебя спросить…

— Мама, ты мне обещала больше не волноваться. — Селия произнесла это таким тоном, словно ее мать непослушный, но любимый ребенок.

— Очень трудно не волноваться, когда получаешь такое известие, — сказала Аня, затем подошла поближе и присела на стул рядом с диваном.

Селия никак не отреагировала, просто отошла в сторону, но выражение ее лица говорило, что Аня не вправе высказывать свое мнение.

— Дэвид рассказал мне о том, — мягко начала Аня, — что мой отец… что Иван Беранов поведал ему перед смертью. Я дочь другого человека — англичанина.

— Но доказательств этому нет, — холодно вставила Селия.

— Если это сказал Беранов, значит, так оно и есть, — столь же холодно возразила Аня.

— Естественно, ты хочешь, чтобы мы в это поверили. Но он понимал, что очень болен, что умирает, и, когда узнал, что Дэвид англичанин, легко вызвал его сочувствие. Неудивительно, если он сочинил всю эту историю в минуту отчаяния. Откуда нам знать, что он не посоветовал тебе продолжал придерживаться этой версии?

— Хотите сказать, придумать все то, что говорила моя мать о фотографии?

Селия отвернулась и пожала плечами.

— Но если я сочинила всю эту историю, то сказала бы, что мама считала моим отцом вашего брата. Никто бы не смог этого опровергнуть, и история прозвучала бы куда убедительнее. Но я говорю вам правду. Думаю, один из мужчин на снимке был моим отцом, но не знаю, кто именно.

— А я знаю! — не выдержала миссис Престон. — Я знаю, что ты моя дорогая внучка, все, что осталось мне от Мартина. Думаешь, есть что-либо более убедительное, чем то, что я чувствую здесь? — И она прижала руку к сердцу.

— Мама, ты руководствуешься только своими желаниями и эмоциями, — перебила ее Селия. — И тем, что рассказывает нам эта девушка, — добавила она, бросив на Аню неприязненный взгляд.

Даже теперь, лежа в лучах солнца и вспоминая эту вчерашнюю сцену, Аня поежилась от ее ледяного взгляда. «У Селии все есть, — подумала Аня. — Она благополучна, счастлива, богата и любима. Почему же она ненавидит и боится меня, незнакомку, у которой нет родины, дома и даже отца?» Но может быть, и это изменится через несколько часов? Если слова миссис Престон что-нибудь значат, то она, Аня, ее внучка. Все это очень странно и немного пугающе…

Девушка встала с кровати и начала одеваться, размышляя, чем бы заняться утром. В коридоре звучали голоса горничных, которые, как истинные немки, беспрестанно мыли пол и чистили все вокруг, но это скорее успокаивало, чем пугало. Тому, кто привык постоянно слышать голоса рядом, неуютно оставаться одному в комнате, где каждый звук приглушен толстыми коврами и шторами.

Церковные часы напротив отеля пробили восемь. Не зная, рано это или поздно, Аня вышла из номера и спустилась по лестнице, поскольку немного боялась лифта. Она помнила дорогу до ресторана и отправилась туда, надеясь встретить Дэвида. По пути она затянула в маленькую комнату для завтрака и увидела там кузена Дэвида, человека с задумчивыми глазами и всезнающей улыбкой.

— Привет! — Бертрам помахал рукой стоявшей в дверях Ане. — Позавтракаешь со мной? Как ты спала?

Аня медленно вошла и села напротив него за стол.

— Спасибо, очень хорошо. Дэвид еще не спустился?

— Нет, обычно я первый. Дома я встаю не раньше полудня, потому что приходится работать допоздна, но на отдыхе все по-другому.

— А кем вы работаете?

— Я театральный режиссер.

— Вы работаете в театре? На сцене?

— Да. Тебе кажется, что это больше похоже на игру?

— Нет, я знаю, что это очень непростая работа. В нашем лагере был театральный режиссер. Он известный человек у себя на родине, в Польше. Но в войну немцы заставили его работать у себя, так что потом ему было уже некуда вернуться. Вся его семья погибла, а у него начался туберкулез.

На лице Бертрама появилось изумление.

— И где он сейчас? — спросил он, пораженный судьбой своего незнакомого коллеги.

— Не знаю. Больше года назад он уехал в санаторий. Возможно, он умер.