В эфирной полумгле

— Не стоит ее трогать, — мертвым голосом произнес Соверен.

— Я не претендую, нет, просто проверил, — поднял руки Коулмен.

Он отобрал саквояж у своего охранника, поставил на угол саркофага и, раскрыв, извлек толстую колбу с эфиром внутри и резиновой грушей, прикрепленной на кишке снаружи.

— Вы сможете ее приподнять? — обратился он к Соверену.

— Не знаю.

— Хотя бы голову.

Соверен попробовал подвести ладонь под затылок любимой, но не смог пробиться сквозь смерзшиеся волосы. Электричество жгло пальцы.

— Это невозможно.

— Дьявол! — Коулмен выругался. — Тогда просто приоткройте ей рот. Вы можете приоткрыть ей рот?

— Я попробую, — сказал Соверен, вырвав с «мясом» электрические провода.

— Попробуйте.

Коулмен прилепил к колбе что-то вроде мундштука с острым и тонким носиком.

Соверен попытался раздвинуть Анне губы. Очень скоро он понял, что это затея глупая, что он или нарушит что-нибудь, или отколет безвозвратно. Господи! — подумалось ему. Что я делаю? Я же не мясник… Пусть лучше лежит такая, как есть…

Он подул на пальцы.

— Что вы копаетесь? — рассержено сказал Коулмен.

Он подступил, посмотрел на осторожную, неуклюжую попытку Соверена вновь продавить рот мертвой девушке и турнул того плечом.

— Чистоплюй вы, господин Стекпол!

— Это Анна! — крикнул Соверен. — Если с ней…

— Я знаю. Только она уже мертва.

Коулмен наклонился, закрыв Анну от глаз Соверена. Раздался хруст, от которого тот вздрогнул и сжал кулаки, затем Коулмен поманил его пальцем.

— Смотрите, что надо делать…

Колба прижималась к губам Анны. Нижняя губа имела свежий разрыв. Соверен всхлипнул. Коулмен одной рукой придерживал склянку у основания.

— Господин Стекпол! Нам надо, чтобы эфир проник в тело вашей любимой, — сказал он. — Для этого нужно как можно плотнее прижимать колбу. Вам придется качать эфир.

— Что?

— Беритесь за грушу и начинайте давить!

Соверен поймал резиновую кишку дрожащими пальцами.

— Ну же! — прикрикнул Коулмен.

Дрогнул свет в лампе. Соверен сдавил. Зеленоватый эфир в колбе взвихрился и потек к мундштуку, к родным мертвым губам.

— Еще! — потребовал Коулмен, обжимая рот Анны своими ладонями.

Соверен до боли в ладонях промял грушу несколько раз. Эфир закружил медленнее, зеленоватый дымок нашел дорожку у Коулмена между пальцев.

— Дьявол! Опустите кольцо на колбе! — прорычал он.

— Како… Вижу, — сказал Соверен и с усилием сдвинул обод, охватывающий колбу. Эфир словно уплотнился от хода серебристой полоски по стеклу.

— Теперь жмите снова.

Груша заходила в пальцах. Соверен представил, что так бьется сердце Анны. Сжимается-разжимается, сжимается…

Тело в саркофаге вдруг шевельнулось.

— Все, больше не жмите, — сказал Коулмен.

Он отнял опустевшую колбу от губ девушки. Милое лицо было обезображено кривой, неправильной щелью рта.

— Теперь ждем, — сказал Коулмен.

Несмотря на царящий в склепе холод, лоб и щеки его были мокры от пота.

— Все получилось? — спросил Соверен.

— Должно, — Коулмен достал из саквояжа полотенце и принялся вытирать лицо. — Не читали Шелли?

— Про чудовище Франкенштейна?

— Да. Есть что-то схожее, не находите? Я исключительно про процедуру оживления, превращения мертвого — в живое.

— Не нахожу.

— Неблагодарность — вот что губит наш мир, — сказал Коулмен. — Но я привык. И считаю нужным поступать вопреки. Вот.

Он достал из саквояжа еще одну колбу, тоже с резиновой грушей и коротким заостренным концом, залепленным воском в серебристой обмотке.

— Здесь еще на день жизни.

— Я…

Хрип, раздавшийся из саркофага, заставил Соверена схватиться за Коулмена. Затем послышался жуткий треск промерзшей одежды.

— Отцепитесь от меня! — Коулмен сбил руку Соверена.

— Это… Это Анна?

— Ну же, Стекпол, помогите мне!

Коулмен склонился над саркофагом. Соверен, собравшись с духом, последовал его примеру. Задетая Коулменом лампа, раскачиваясь, играла тенями.

Анна лежала, чуть повернув голову, и глаза ее смотрели прямо на Соверена. В глазах были боль и отчаяние.

— Анна!

Соверен с комом в горле принялся торопливо освобождать платье от льда. Лед намерз под телом и по бокам стенок, прихватил ворот и рукава. Коулмен помогал с другой стороны. Брызгала из-под кулака снежная крошка.

Анна попыталась что-то сказать, но с губ ее сорвался лишь жалобный стон.

— Потерпи, потерпи, милая! Я уже!

Соверен почувствовал, как слезы жгут уголки глаз. Он попробовал отодрать электрическую сетку. Анна задергалась, с хрустом ударилась в стенку рука.

— Не шевелись, ради Бога!

Коулмен упер пятерню в грудь девушке.

— Она не понимает вас! — проорал он. — Ножницы есть?

— Что?

— Нож…

Но было уже поздно. Анна рванулась и, хоть и Коулмен ее придержал, сумела резко приподнять голову. Часть рыжих волос, вмерзших в лед, оторвалась вместе с синеватой кожей скальпа. Несколько мгновений Соверен оторопело смотрел на оголившийся за ухом девушки череп.

— Ах, дьявол! — вывел его из ступора возглас Коулмена. — Ладно, это ничего. Стекпол, беритесь с боку! Поднимем ее.

Соверен завел руку под холодную, твердую спину. Анна стукнула зубами около уха. Волосы полезли в лицо.

— Вместе! — крикнул Коулмен.

Они потянули.

С хрустом, с треском отвалилась сетка, часть платья клочьями застыла между узких прутьев. Они придержали Анну на весу, затем стали заводить на боковую стенку саркофага. Треснул, распадаясь по шву, подол. Изогнулась и высвободилась нога.

— На себя, — сказал Коулмен.

Соверен принял тело Анны на грудь, на плечо. Она была тяжелая и слабо подергивалась. Дыхания Соверен не слышал. Владелец «Эфирных механизмов» в это время занимался пяткой второй ноги.

— Тяните, — сказал он спустя полминуты.

Соверен перехватил Анну и медленно стал спускать ее на пол. Пальцы девушки уцепились за край саркофага.

— Отпусти, — попросил Соверен. — Анна, это я.

Анна повернула голову и ухватила зубами его за щеку.

— Нельзя! — крикнул Коулмен, и челюсти разжались.