В эпицентре бури

Дэш посмотрел на меня, и шутливый свет покинул его глаза, когда он посмотрел в сторону коридора.

— Извини, — сказала я.

— Ты очень часто это произносишь.

— Что?

— Извини. Клянусь, я провёл только одну ночь с тобой, а ты уже сказала это раз десять.

Мой рот открылся. Я не думала, что говорила это так часто. Я пожала плечами.

— Ну, да. Я знаю, это, должно быть, кажется сумасшествием, но если бы Джастин обнаружил тебя здесь,… он бы не ждал объяснений от меня. Он бы просто начал наносить удары, а я не хочу, чтобы ты был замешан в этом.

— Думаю, хорошо, что я остался на месте. Я почти вышел.

— Что?

Он погладил мех Хейл.

— Я был в нескольких секундах от того, чтобы закрыть Джастину рот. Я имею в виду, я знаю, я только встретил тебя, но мужчина не должен так разговаривать с женщиной.

Я чувствовала себя так, будто меня ударили кулаком в грудь. Джастин всегда так говорил со мной. Я никогда не думала что это ненормально.

— Правда? — спросила я, представляя себе потасовку, которая завязалась бы, если бы Дэш последовал своему плану. — Ты кажешься таким человеком, который всегда владеет собой.

Он пожал плечами.

— Есть исключения, но большую часть времени я такой. Это своего рода приходит с работой. Ты должен оставаться сосредоточенным, когда ты в поле, или можешь пострадать, или ещё что-нибудь хуже.

— Правда, — я вздохнула.

Я бы хотела, чтобы Джастин оставался спокойным в стрессовой ситуации, но это было не в его характере. В любое время, когда ситуация становится немного напряжённой, он сначала действует, а потом думает и обычно, это приводит к тому, что мне становится больно — по крайней мере, эмоционально. Мои вещи были единственными вещами, которые физически пострадали от него. Я откинула эту мысль.

Дэш вытащил свой сотовый телефон из кармана и взглянул на него.

— Десять тридцать. Хочешь сходить на завтрак-обед?

— Ты имеешь в виду поздний завтрак?

Он погладил Хэйл по голове, прежде чем встать.

— Нет. Я имел в виду завтрак-обед. Мужчины не едят поздние завтраки, — он усмехнулся.

Дрожь устремилась к моему лону, но быстро сошла на нет. Джастин имел чёткую позицию, когда это касалась моих встреч с кем-нибудь, кроме него. Я посмотрела на Дэша, чувствуя пустоту в желудке — я бы всегда сожалела, если бы не получила возможность узнать его лучше. Я думала о том, насколько бы зол был Джастин, если бы он увидел его, но я напомнила себе, что он всё время тусовался со своими друзьями. Это ничем не отличалось от того, что делал он.

— Конечно, — наконец сказала я. — Ты хочешь позвонить Линдси? Мы могли бы забрать её по пути, — я порылась в своём шкафу в поисках каких-нибудь джинсов.

Дэш подошёл на шаг ближе, когда я повернулась со своей любимой парой в руке.

— Знаешь, это хорошо, что ты можешь быть сама собой рядом со мной. Я думаю можно с уверенностью сказать, что мы друзья. И моя девушка не должна быть рядом, чтобы мне было «приемлемо» проводить время с тобой. Для меня странно, что он заставляет тебя переживать по этому поводу, но я так обычно делаю, идёт?

Искренность в его зелёных глазах прибила меня к полу.

— Хорошо, — прошептала я и проглотила комок в горле. — Изви…

— Не говори, извини, — прервал меня Дэш. Он покачал головой. — Можно подумать, что прежде у тебя никогда не было настоящего друга, — произнес он, усмехнувшись, выходя из моей спальни.

Я закрыла за ним дверь, чтобы переодеться, но не засмеялась. Он был прав.

***

— Это невероятно, — сказала я, после того, как проглотила ещё один кусочек лучших Бельгийских вафель, которые я когда-либо ела. — Откуда ты знаешь все лучшие места?

Дэш приподнял бровь, глядя на меня с того места, где он сидел.

— Я много разъезжаю во время сезона штормов, и большая часть нашей еды появляется из бумажного пакета. Так что, когда я дома, я ем только там, где еда лучше, чем просто нормальная, — он сделал глоток своего ледяного чая, прежде чем приступить к большому панини* на своей тарелке (прим. Панини - итальянский аналог горячего бутерброда. Отличие от традиционного бутерброда заключается в том, что панини должен быть закрытым хлебом с двух сторон).

Необычный ресторан был оформлен в классическом южном стиле с гладкой, деревянной мебелью и большим количеством раскрашенных черепов лонгхорнов*, развешанных по стенам (прим. Техасский лонгхорн - является породой крупного рогатого скота, известного своими характерными только для этой породы рогами). В этом месте на поздний завтрак подавали классику: от печенья с пастой и соусом до куриного стейка. Рядом с буфетом были небольшие места для приготовления еды — в одном быстро делали свежие вафли или блины, а в другом — по заказу готовили панини.

— Ты уже готов к этому сезону? — спросила я, опуская кусок вафли в специальный ореховый сироп.

— Абсолютно. Ничего так не жду, как его начала… так много возможностей, — его зелёные глаза загорелись, как если бы он мог видеть бесконечную линию торнадо, умоляющую о захвате.

— Как Линдси относится к тому, что ты далеко? — спросила я, рассматривая свободу иметь реальный повод для двухмесячного перерыва.

Дэш пожал плечами.

— Мы были вместе только пару месяцев до прошлогоднего сезона, так что она прошла со мной только через один из них. И, я думаю, она справилась с этим.

— Ты думаешь?

— Ну, она звонила… много. И она не могла действительно понять, что если мы вернулись на выходные, то могли снова уйти в любой момент. Однажды мы решили отследить атмосферное образование в Плейно, в Техасе, и ей было очень плохо из-за этого. Она хотела, чтобы вместо этого я взял её на фестиваль иностранных фильмов. Когда я вернулся, она не разговаривала со мной в течение трёх дней.

— Я бы наслаждалась молчанием, — я сделала глоток апельсинового сока.

— Ты говоришь также, как Джастин говорил тебе сегодня, и это… нормально?

— На самом деле, сегодня утром он проявил себя с хорошей стороны. У него ультра-короткий фитиль. Всё, что угодно, может вывести его из себя, и последствия ужасающие.

— И ты остаешься с ним потому что… — он позволил вопросу повиснуть в воздухе.

Было несколько причин, но я была не готова назвать главную. Я вздохнула.

— Мы выросли вместе. У него было тяжёлое время. Его семья вычеркнула его из своей жизни, когда ему было шестнадцать, и с тех пор он, своего рода, страдает от того, что мир отказался от него. У него действительно никого нет, кроме меня.