В этом мире, в этом городе…

2

Ах, вот оно что! —совсем невдалекечерез дорогуробкое деревцечуть выступалоиз недвижного пространстваночного закулисья,всё окутанное лимонным светомвесьма кстати оказавшегося рядомфонаря.С чуть приметной застенчивостью(почти кустик,только уж очень высокий)стояла она,стройная молодая липка,вся прозрачная листвойперед бархатной портьеройбезмолвного ночного театра,стояла она,единственная актрисана той обнажённой сцене тротуара,чуть покачиваясь,совершенно, как и он иногда(только ещё призрачнее и невесомее),и вся излучала такую тишину,такую щемящую свежесть,недоступную банальным рукоплесканиям,что и я ощутил,почувствовал, что весь погружёнв эту тёмно-сиреневую маятутополиной страсти,что руки мои покрываются уженежно-серебристой замшелостью,слегка фосфоресцирующей в темноте,что глаза, мои глаза —уже не мои.

3

Я,прежде не допускавший и мысли,что за столом поэтаможет быть какое-то и иноеосвещение,кроме лунного,всегда презиравшийобнажённую мишуру торшерови полуночных фонарей(свеча – и та смотрела на меняс насмешливым подозрением),Яобнаружил здеськаким-то внутренним зеркалом,что начинаю видеть то же, что и он,мой неуёмный серебристолистый воздыхатель,что и дышу-то яуже не своей листвой —что это – он, он,что я, так же, как и он,весь окутанный тем же трепетаньем,устремляюсь куда-то,бормоча и пошатываясь;и совершенно так же, что и он,не понимаю уже —как можно чего-то иного желать,что-то иное видеть,кроме этого одинокого фонаря,этого ослепительного и бесстрастногосветового потока,и такой нежной под ним,зеленовато-прозрачной,чистойпосле вечернего дождямолодой липки;и что разве столь уж необходимо,чтобы что-то ещё,какие-то особые слова,чтобы какой-то иной ветер,какой-то ещё спектакль состоялся,дабы выразить,попытаться высветить то,что невозможно,чего не может быть,потому что…чего уже никогда…Корни мои ощутили упругую свежестьи полноту.Лёгкое мерцающее покалываниеглубоко заструилось где-то внутри стволаи охватило, поднявшись, вес ветви,всю мою листву – целиком.

4

…А утромон – вполне будничен, запылён,сер и обветшал. И – боже! —кажется, – в очках и с бородкой(и с зонтиком – в виде трости);и я едва узнаю его,непроизвольно обернувшись.Он вежливо и галантнозастывает в приветствии,словно бы приподняв шляпу…Но не говорит ни слова.

Галина Булатова

Небушко

Уже ноябрьски строгаДорога между городами.Гуляют по полю стога,Припорошённые снегами.Под взором туч отяжелев,Бьёт в лобовые стёкла ветер,Но кружевами ришельеВстают берёзы на просвете.О расставание, замри!О время, выпростай объятья!Два сердца у моей земли:Одно – Казань, одно – Тольятти.Мой неотъемлемый вокзал,Чьи ожиданья несказанны…Тысячелетняя Казань,Ты знала дух прабабки Анны!На старой карточке – онаИ прадед Голышев Василий.Ах, жаль – другие именаВ том прошлом улицы носили.И Рыбнорядской нет уже,Где шли под ручку чинно двое,И не разгуливать душеАдмиралтейской слободою.Лишь неизменный небосводВсё приближает перспективы —И фото «Хлебниковъ» живётИ «сохраняет негативы».Каким-то чудом из былинЖизнь возвращается по кругу.И самый нежный исполинВо тьме мою целует руку,Рассеяв снов тревожный рядПри неумолчном крике чаек… —Там белокрылый АвтоградДуши в мятежнице не чает…Родные, как пройти пути —Мучительные, родовые,Где дробью перелётных птицПронзает небушко навылет?

«Хрупко синица тинькнет…»

* * *

Хрупко синица тинькнетНа волоске от дня.Если рассвет утихнет,Ты разбуди меня.Лето свернулось в коконНа годовой ночлег.Синим квадратам оконСнится из детства снег.

Горлица

Прибиралась в горнице,Тихо щебеча,Но таила горлицаВ горлышке печаль.Думушка былинная,А работа – быль:Сдула бы пылиночки —Вытираю пыль.Что по доскам босая —Рана не страшна,А саднит занозоюГорлинки душа.Трепетная веточка,Хрупкий стебелёк,Если б только весточкуТы подал, сынок.

Дедушка мой Булатов

Моему дедушке

Петру Степановичу Булатову

Память ценнее клада, если добро в судьбе…Дедушка мой Булатов, вспомнилось о тебе.Вглядываюсь в начало: кто-то скромней едва ль —Долго в шкафу молчала страшной войны медаль.Это и мой осколок – жизнью неизлечим.…Сельский директор школы слову детей учил.Светлой души, нестрогий – с лёгкостью я поймуТех, кто с других уроков тайно сбегал к нему.Письма писал – от Бога, всяк ему бил челом:Было не так уж много грамотных на село.Добрая слава греет щедрого на Руси:Что отдавал на время, то забывал спросить.Ну же, баян, играй-ка вальсы амурских волн!Старая балалайка, вспомни байкальский чёлн!Дедушка мой Булатов, в камне – овал простой…Правнук уже в солдатах, правнучка – под фатой…

Папе

С дрожью входило, стирая чертыВремя у тела в больничной постели.До голубого безмолвья светлелиПапины синие прежде глаза.Кто-то чужой на разрыве дышал,Хищно змеились лиловые трубки.В окна листом (или сизой голубкой?)Папина билась душа: «Отпусти…»И, неизбежному дверь отворя,Утру молилась Святая Татьяна.Падал вчерашний листок покаянноНа ослепительно-траурный снег.

«Не напоказ – в себе свой храм ношу…»

* * *

Не напоказ – в себе свой храм ношу,Но звон колоколов пронижет время.Когда-нибудь счастливо напишуЯ лучшее своё стихотворенье.Но сколько нам отмеряно годовДо бронзовой, ручной работы, точки?Аукцион. Ваш лот уйти готов —И зазвучат бесстрастно молоточки.

Ивану Данилову [5]

5

Иван Данилов (1941–2010) – из плеяды ярчайших казанских поэтов-шестидесятников.

Да, мы любуемся дерзкими,которые здесь и сейчас,которые с возраста детскоготянут на силача.Отмеченные медалямии звёздами всех мастей,которые зажигали мыот искры на бересте.Но будет что на поверку,когда отгорит, отойдётпрекрасными фейерверкамиукрашенный небосвод?Какою горькою пыльюосядут их именана творческом изобильево всякие времена?Хоть я не из той породы —мне ближе терпенья труд,я знаю, славные годысами меня найдут.Между любовью и болью,где-то на склоне лет,звёзды крупною сольюлягут на мой хлеб.

«Со скрипом ломались перья…»

* * *

Со скрипом ломались перья,Не в силах строке помочь.Бунтующе хлопнул дверьюУшедший в сырую ночь.И свет золоточервонныйСсыпала с него листва,И тень человека в чёрномМанила его из рва.Босая, в излёте танца —За суженым по струне.Но хватит ли слёз остатьсяВ безумной его стране?И пить на краю траншеиС дождями на брудершафт?Всё туже сжимает шеюПредательский алый шарф.Легонько заря коснётсяНевольного палача, —Любимое насмерть солнцеЗайдёт с твоего плеча.

Дорога в Казань

Дорога тянется туда,Где хлыст могучих камских водУ берегов своих пасётХолмов зелёные стада;Где за рекою косогор —Приволье ёлок и берёз,И завораживает взорТясячелистник в полный рост;Где в казане меж гор кипятЗакаты с привкусом надежд,И невозможный взят рубежДо неизбежного тебя;И где, предвосхищая вздохВосторга с грустью пополам,Гуляют месяц со звездойПо бирюзовым куполам.