В Флибустьерском дальнем море

Полдела было сделано. Нагрузившись, мы углубились в лес. Там я оставил Сорокина и Зарецкого, приказав ждать в течение часа, а затем пытаться дотащить все самостоятельно. А яас с Николаем вернулся к нашему бывшему лагерю.

Мы шли осторожно, вслушиваясь и вглядываясь в темноту (луна почти скрылась за горизонтом). Ждали встречи с с часовым, которому по всем законам полагалось охранять спящих товарищей. Но пираты, похоже, и не думали об охране. Или сочли, что мы разгромлены наголову и уже неспособны причинить им существенный вред?

Постепенно мы подобрались почти к самым кострам и напряженно затаились на границе тьмы и отблесков света.

Бодрствующих вокруг костров было мало. Почти все пираты угомонились и завалились спать. У каждого огонька (всего их было четыре) сидели человека по три-четыре. Судя по доносящимся до нас голосам, все они были пьяны, и будь сейчас со мною десяток толковых ребят, мы могли бы вырезать их всех.

Мы лежали и терпеливо ждали, пока кто-нибудь из "стойких" не отойдет от своих приятелей освежиться.

Ждать пришлось недолго. У отдаленного костра поднялся один и, слегка пошатываясь, словно находился на штормовой палубе, двинулся к лесу. Выбранное им место находилось в стороне от нас, пришлось спешно двинуться на перехват.

Мы едва не опоздали. Закончивший свои дела морячок двинулся назад, и тут я оглушил его и подхватил обмякшее тело.

Его могли хватиться сразу, а могли и не хватиться вовсе. На всякий случай мы не стали мешкать и перенесли свою добычу в лес.

Дальнейшее не составляло труда. Мы крепко связали пленному руки, засунули ему в рот кляп, и Николай несколькими пощечинами привел его в чувство.

В темноте выражение лица видно плохо, но вряд ли оно осталось у пленника бесстрастным, когда он увидел над собой две склоненные фигуры и ощутил горлом холодное прикосновение стали. Он оказался понятлив и не пытался освободиться. Николай рывком поднял пленника на ноги и, крепко вцепившись ему в плечо, подтолкнул в нужную сторону. Так, подталкивая и указывая, мы добрались до ожидавших нас ребят, разобрали груз и бодрым шагом двинулись в обратную дорогу.

Мы очень спешили. Наш новый спутник скоро устал, начал падать, пришлось подбадривать его затрещинами. Ему ничего не оставалось, как идти вместе с нами.

Как мы ни торопились, но к горе вернулись лишь на рассвете. Солнце нам здорово помогло: нас заметили, встретили, забрали тяжелые, натершие плечи сумки, и остаток пути нам удалось проделать налегке.

Среди встречающих я заметил Ширяева и Ярцева, и очень обрадовался нежданному пополнению.

По дороге они успели вкратце рассказать свою историю, упомянули о спрятанной шлюпке, о судьбе "Некрасова" и о принесенных с собой продуктах. Последнее обрадовало меня больше всего. Увеличившийся запас предоставлял шанс дольше продержаться, а располагая временем мы, возвожно, сумеем предпринять нечто решительное и кардинально изменить ситуацию. В помощь извне я уже не верил.

Ширяев был практически безоружным, и я передал своему бывшему командиру отделения "макаров" убитого Губарева. Я знал, что отдал оружие в надежные руки.

– Спасибо, тов...
– начал было растроганный Григорий, но спохватился и назвал меня по имени.
– Сергей.

Я подмигнул ему. Мы уже достигли нового лагеря. Члены совета уже ждали нас, и у двоих из них на лицах было написано недовольство.

– Мы ценим ваш опыт, Сережа, но предупреждаем раз и навсегда, что самовольство в наших нынешних обстоятельствах недопустимо, - без предисловий и приветствий строго объявил мне Лудицкий. Прежде, чем куда-нибудь отлучаться, извольте спросить разрешение.

– В наших обстоятельствах прежде всего недопустима демократия. Если мы будем ставить на голосование каждый вопрос, то до его воплощения не никто доживет, - возразил я.
– Первое правило любой войны - как можно больше узнать о противнике. Этим мы сейчас и займемся.

По моему сигналу ребята вытолкнули вперед пленника и вытащили из его рта кляп.

– Как вы смеете обращаться так с иностранным подданным? Это же дипломатический инцидент!
– возмутился Лудицкий.

– А как они вчера обращались с нами?
– Я мог бы сказать больше, но не стал.
– Кто у нас знает английский?

Язык я знал и сам. Но практики в последнее время было маловато, да и произношение...

– Я попробую, - Из собравшейся вокруг толпы вышел Флейшман. Что у него спросить?

"Фамилия, звание, номер части," - привычно всплыло в голове, однако вслух я сказал другое:

– Спроси, кто он такой? Что за корабли? Почему напали на нас? И предупреди: будет врать - повесим на ближайшем дереве.

Последнее я добавил, уловив смену настроения нашего пленника. Пестрый вид пассажиров и обилие женщин и детей говорили ему о нашей слабости. И я хотел, чтобы он четко уяснил: при всей нашей слабости сила никогда не будет на его стороне.

Флейшман бойко обратился к пленнику и выслушал его ответы. Надо сказать, что английский матроса звучал не лучше моего. Что в этом виновато: национальность или происхождение, сказать не могу.

– Зовут его Том Чизмен. Он матрос с фрегата "Гром и молния" из эскадры сэра Джейкоба Фрейна. Кстати, - добавил Флейшман, имя этого сэра он произнес так, словно оно должно быть известно каждому. Кто-нибудь о нем слышал?

Таковых среди нас не оказалось. Флейшман вновь перешел на английский, потом стал переводить:

– Том утверждает, что сэр Джейкоб - один из самых известных людей в Вест-Индии, и не услышать о нем невозможно.

– Вест-Индия?
– невольно вырвалось у Ярцева.
– Какая еще Вест-Индия? От Биская до Индии не одна тысяча миль.

До остальных тоже потихоньку стал доходить смысл этих слов. Правда, в отличие от штурмана, о местонахождении Вест-Индии многие имели весьма слабое представление.

– Он клянется, что мы находимся в Вест-Индии, - переспросив, ошарашенно подтвердил Флейшман.
– В районе Малых Антильских островов.

– К черту острова, потом разберемся! Узнай лучше, почему они ходят под парусами? Есть ли у них связь? Сколько людей? Есть ли более современное оружие? Почему они напали? В первую очередь нам надо решить проблемы безопасности. О прочем подумаем потом.

На этот раз Флейшман переговаривался с пленником особенно долго, то и дело переспрашивал, уточнял.

– Ничего не понимаю. Он почему-то убежден, что других судов, кроме парусных, не бывает. О радио и современном оружии понятия не имеет. Или он сумасшедший, или хочет свести с ума нас. Да, пока не забыл. На кораблях их больше тысячи человек. Но не знать элементарного... Подождите...
– Флейшман торопливо задал еще один вопрос, получил ответ и долго изумленно молчал, прежде чем сообщить его нам.
– Он говорит, что сейчас тысяча шестьсот девяносто второй год от Рождества Христова. Он готов поклясться в этом всеми святыми.