В годы большой войны
Шрифт:
В конце октября 1942 года более ста американских транспортных кораблей, общим водоизмещением около миллиона регистровых тонн, покинули восточное побережье Соединенных Штатов и поплыли через океан в Европу. На военных транспортах плыли тридцать семь тысяч американских солдат, предназначенных для высадки в Северной Африке. Из Часапикского залива корабли отправляли ночью, чтобы сохранить в тайне задуманную операцию. Но сделать это было трудно: в просторах океана транспорты растянулись на сотню миль. Их сопровождали суда военно-морского флота — двести вымпелов — все, что удалось собрать для конвоя морского десанта.
Через несколько дней из Шотландии
И все же произошло невероятное — германская разведка не обнаружила кораблей противника, при всем том, что во главе имперской разведки стоял такой опытный человек, как адмирал Канарис…
Утром восьмого ноября десантные войска начали высадку в Касабланке, Оране, Алжире. Французские части, расположенные в Северной Африке, почти не оказывали сопротивления и вскоре перешли на сторону союзных войск. Северная Африка для германо-итальянского командования была потеряна.
Гитлер был в ярости. Абвер и имперское управление безопасности допустили непростительный промах, прозевав вторжение десанта противника. Наверстывая упущенное, Гитлер приказал немедленно оккупировать территорию «свободной зоны». Иначе противник точно так же сможет вторгнуться в Южную Францию…
В течение суток все было закончено: южное побережье, всю территорию «свободной зоны» заняли германские войска. Становился все более жестким оккупационный режим в европейских странах, ранее захваченных Гитлером. Все это еще больше осложняло работу подпольщиков. Команды гестапо рыскали всюду.
Становилось очевидным, что прибывшая из Берлина гестаповская команда напала на след подпольной организации и пытается заманить людей в расставленную ловушку. Анри Дюрер дал распоряжение своим людям не появляться в конторе созданной ими фирмы по торговле колониальными товарами. Там бывала только одна Сюзан да некоторые сотрудники, не имевшие отношения к организации.
В конторе стали появляться подозрительные клиенты в штатском с отличной военной выправкой. Одни выспрашивали — может ли фирма поставить партию цейлонского чая? Сюзан была подготовлена к ответу. «Господа, — разъясняла она, — всюду идет война, и мы уже давно не получаем чай с Цейлона…» Другие вдруг просили добыть им электроды для электросварки, интересовались какими-то станками, путаясь, для чего нужно такое оборудование. Белобрысый субъект с бегающими глазами спросил, нельзя ли повидать коммерческого директора. Сюзан ответила — сегодня никого нет. Но посетитель не уходил, топтался на месте, заглядывал в окно, из которого открывался вид на бульвар.
Обстановка накалялась, и теперь Дюреру приходилось самому чаще бывать в Амстердаме. Однажды хмурым ноябрьским днем он встретился с Граммом. Они прохаживались по набережным реки Амстель.
— Грин арестован, — сказал Анри, — Нужно всем немедленно покинуть город. Тебе тоже…
— Но я же говорил, сначала должен заехать к Лоте, — возразил Грамм. — Она еще в клинике.
Друзья знали, что у Граммов большая радость — родилась дочка! Лота была в клинике в нескольких часах езды от Амстердама. Питер хотел во что бы то ни стало повидать жену и ребенка.
— Не надо этого делать, — убежденно сказал Дюрер. — Через неделю она приедет к тебе в Швейцарию. Документы готовы.
— Не беспокойся, все будет в порядке… О том, что Лота в больнице, никто не знает.
— А
Грин?— Грин знает, он единственный человек…
— В том-то и дело, — перебил его Дюрер. — С гестапо не шутят. Повторяю, ты немедленно должен уехать.
— А ты? — спросил Грамм.
— Уеду, как только закончу дела… Через несколько дней… Перед твоим отъездом встретимся еще раз.
Они все чаще поглядывали в сторону моста, откуда должен был появиться Виктор. С ним Дюрер назначил встречу несколько позже… Оба, не сговариваясь, взглянули на часы. До прихода Виктора оставалось минуты три. Точно в срок Виктор вышел на набережную.
Он держался спокойно, но тревогу выдавали его глаза, Виктор принес тяжелую весть: арестовали его сестру Валентину.
Анри сказал Виктору то же, что и Питеру Грамму:
— Надо немедленно исчезать.
— Мне это не нужно, — возразил Виктор. — Для себя я решил: если арестуют, покончу самоубийством.
Нервы Дюрера были напряжены. Он вспылил.
— Вы вправе распоряжаться собственной жизнью, Виктор, но не следует забывать, что борьба продолжается. Мы остаемся солдатами, товарищ Виктор. Солдатами! Так вот, с точки зрения солдатских законов… За собой в могилу надо тянуть как можно больше врагов.
Виктор удивленно взглянул на Анри и вдруг широко улыбнулся:
— Я никогда не предполагал, что, выслушивая нотации, можно получать удовольствие, если при этом тебя называют товарищем! Это же великолепно, черт побери!
Напряжение спало, и Дюрер заговорил спокойно:
— Помните, Виктор, вы повторили слова генерала Штумпа: «С Гитлером или без него, но с англичанами против Советской России»… Помните? Так вот, уж если дело дойдет до гестапо, надо действовать, как на фронте — биться до последнего, умереть так, чтобы с тобой погибло как можно больше врагов. И еще — принимать на себя то, что знает противник, чего нельзя отрицать.
— Можете на меня рассчитывать, — сказал Грамм.
— И на меня! — воскликнул Виктор. — Вы не представляете, сколько лет я мечтал о России… И сейчас будто приблизился к своему отечеству… За это спасибо вам. Извините мой патетический тон.
— А теперь давайте расходиться, — завершил разговор Анри. — Тебя, Питер, прошу найти возможность любыми путями передать в Центр сообщение о последних событиях… Я остался без связи.
— Это что — SOS? — усмехнулся Грамм.
— Нет — это сигнал того, что мы продолжаем стоять на посту…
Они разошлись. Дюрер пошел к мосту, Виктор и Питер — в другую сторону. Снова заговорили об исчезновении Милды, делали всевозможные предположения, но ответа не было.
История ее ареста стала известна через много лет.
Донесения шли в Центр. Радисты абвера перехватывали их, записывали и нерасшифрованными складывали в архив. Некоторые донесения удалось расшифровать только через много месяцев. В одной из депеш, поддавшейся расшифровке, упоминалось германское консульство в Амстердаме. На сотрудника ссылались как на источник информации.
В депеше говорилось о бомбардировке союзной авиацией одного из городов Тюрингии. Англичане передали, что их налет причинил большие разрушения военным предприятиям города. Расшифрованная радиограмма опровергала британское сообщение. Налет причинил лишь незначительный ущерб. При этом ссылались на консульского работника, побывавшего в Тюрингии. Стали выяснять, кто из сотрудников ездил в то время из Амстердама в Тюрингию. Единственным таким человеком оказалась Милда, за ней установили слежку…