В годы большой войны

«Известно ли господину премьер-министру, — спросил он уничтожающе спокойным тоном, — что эта партия, которую «надо уничтожить», является правящей на шестой части земного шара, а именно в Советском Союзе, и что Советский Союз поддерживает с Германией дипломатические, политические и экономические отношения… Это коммунистическое мировоззрение господствует в Советском Союзе, в величайшей и лучшей стране мира, и имеет здесь, в Германии, миллионы приверженцев в лице лучших сынов германского народа. Известно ли это…»

Подсудимого прервал судья.

— Не занимайтесь здесь коммунистической пропагандой! — закричал он, вскакивая с кресла.

Вскинув кулаки, визгливо кричал на болгарина Геринг. Толстое, заплывшее лицо премьер-министра стало багровым. «Вы! — неистово орал Геринг. — Германскому народу известно, что вы бессовестно себя ведете, что вы явились сюда, чтобы поджечь рейхстаг. Но я здесь не для того, чтобы позволять вам допрашивать меня, как судье, и бросать мне упреки. Вы в моих глазах мошенник, которого надо просто повесить!»

— Я очень доволен ответом господина премьер-министра… — все так же невозмутимо ответил Димитров.

Судья приказал вывести подсудимого из зала заседаний. Его поволокли к дверям, Геринг кричал вслед: «Вон, подлец! Смотрите берегитесь, я с вами расправлюсь, как только вы выйдете из зала суда!»

Премьер Геринг, организатор поджога рейхстага, постарался осуществить угрозу. Но даже нацистский суд не смог подтвердить обвинение против Георгия Димитрова, Танева и Попова. Им вынесли оправдательный приговор, но все же продолжали держать в тюрьме.

Зимним днем 1934 года в имперском министерстве внутренних дел в Берлине состоялось секретное заседание, на которое пригласили представителей министерства иностранных дел, юстиции и гестапо. Решали — как быть с болгарами. Многие склонялись к тому, чтобы выслать их за пределы Германии. Советское правительство сообщило, что оно приняло Георгия Димитрова и его товарищей в советское гражданство. Но слово взял Дильс, тридцатилетний Рудольф Дильс, поставленный во главе только что созданной тайной полиции. Он поднялся и сверлящими, пронизывающими глазами обвел участников совещания. Его лицо, иссеченное глубокими шрамами — следы драк и дуэлей в студенческой корпорации, выражало тупую жестокость.

— Мы уверены, — сказал он, — что болгарин Димитров слишком опасен, чтобы его выпускать. Его надо посадить в концентрационный лагерь…

Недавний референт и осведомитель по делам коммунистической партии Дильс состоял в дальнем родстве с Герингом. Кто осмелился бы ему перечить? Все согласились перенести этот вопрос на усмотрение правительства.

Дильс немедленно сообщил обо всем Гиммлеру, который в ответ написал несколько многозначительных строк:

«Дорогой друг Дильс! Разумеется, по вопросу о «Димитрове» я займу точно такую же точку зрения, как вы и премьер-министр Геринг. Хайль Гитлер!»

Но кабинет министров все же решил выслать болгар из Германии. Вот тогда мстительный Геринг вызвал руководителя гестапо Дильса и приказал осуществить ранее задуманную операцию. Она заключалась в том, чтобы уничтожить болгар под видом авиационной катастрофы.

«Три болгарина 27 февраля покидают Германию самолетом «Дерулюфта», который вылетит с аэродрома в Темпельгофе в 7 часов утра, — говорилось в плане, разработанном Дильсом. — Самолет по пути в Кенигсберг не будет садиться в Данциге, как это предусмотрено обычным маршрутом.

Необходима абсолютная тайна… Следует уведомить лишь директора «Дерулюфта» Фете, который случайно будет находиться в Кенигсберге, а также полицейпрезидента Кенигсберга штурмбаннфюрера Шена… Директор Фете предупрежден и в 10 часов 30 минут будет находиться на аэродроме в Кенигсберге. Отсюда сразу же должен взлететь другой самолет под командой пилота Гофмана и направиться в Москву. Директор Фете даст ему указание не совершать посадки на территории других государств. Поэтому летчик, пролетая над Литвой, сообщит по радио, что у него повреждено шасси и он не сможет совершить промежуточную посадку.

Болгары, прибывшие в Кенигсберг, обязаны оставаться в самолете до тех пор, пока второй — рейсовый самолет не будет готов к вылету».

Главное в плане заключалось в том, чтобы рейсовый самолет Кенигсберг — Москва летел только над территорией Советского Союза.

И еще одна фраза, казалось бы совсем не существенная, стояла в проекте руководителя гестапо Дильса:

«Относительно билетов на самолет во всех подробностях договорено с господином Зоммером из «Дерулюфта».

Господин Зоммер — тайный сотрудник гестапо, работающий в авиационной компании «Дерулюфт», должен был играть главную роль в задуманной операции. Рудольф Дильс вызвал его на Принц-Альбрехтштрассе и сказал тоном приказа, не терпящим возражений:

— Перед отлетом из Кенигсберга, повторяю — перед самым вылетом, лично осмотрите самолет и этот пакет оставьте в багажном отделении, — Дильс указал на сверток, лежавший на письменном столе. — В последний момент повернете вот этот рычаг.

Адская машина должна была взорваться в то время, когда рейсовый самолет полетит над советской территорией.

Все проходило строго по расписанию, болгарских коммунистов разбудили в тюрьме и на рассвете отвезли на Темпельгофский аэродром. Самолет поднялся в воздух, взяв курс на Кенигсберг. Но оказалось, что в Кенигсбергском аэропорту уже стоял советский самолет, ожидавший Димитрова и его товарищей…

В гестапо долго ломали голову — как могло случиться, что советский пассажирский самолет именно в это утро оказался на Кенигсбергском аэродроме. Кто мог знать, что Курт Вольфганг передал через Пауля в Москву информацию о предстоящей диверсии.

4

Своего нового советника посол фон Мольтке представил Курту Вольфгангу на дипломатическом приеме вскоре после того, как Рудольф фон Шелиа приехал в Варшаву.

— Минуточку, господин Вольфганг, — воскликнул посол, завидев Курта, пробиравшегося среди гостей к столу, заставленному яствами. — Разрешите познакомить вас с моим старым другом фон Шелиа.

Перед Куртом стоял человек высокого роста с цветущим холеным лицом и совершенно седой шевелюрой, хотя на вид ему было не больше сорока лет.

— Представьте себе, как тесен мир! Когда-то мы были с ним в одной студенческой корпорации, а теперь судьба свела нас на дипломатическом поприще.

Фон Шелиа склонил голову, и Вольфганг отметил безукоризненную линию его пробора.

— А это мой добровольный советник, — посол обнял Курта за плечи, — самый осведомленный человек в Польше. Надеюсь, вы станете друзьями. — Фон Мольтке назвал химический концерн и газеты, которые представлял Курт в Варшаве.

Изысканность фон Шелиа и его манера держаться говорили о воспитании, присущем отпрыскам старых дворянских фамилий.

— Вы из тех графов Шелиа, которые когда-то были близки к канцлеру Бисмарку? — спросил Вольфганг.

— Да, мой дед по материнской линии фон Миккель состоял министром финансов в кабинете Бисмарка, — с готовностью ответил фон Шелиа, явно польщенный осведомленностью своего нового знакомого.

С тех пор Курт поддерживал с фон Шелиа самые добрые отношения. Не проходило недели, чтобы раз-другой они не встретились, то за обеденным столом в роскошной, со вкусом обставленной квартире супругов фон Шелиа, то в скромном доме Вольфганга. Погрузившись в глубокие кресла перед горящим камином, они коротали время за разговорами на самые разнообразные темы.