В горах Таврии

Павел Васильевич Макаров — человек с романтической душой. В гражданскую войну он был в подполье, работал «адъютантом» у белого генерала Май-Маевского, написал об этом увлекательную книгу, в Крыму его знают многие.

Начался митинг. В круг вышел комиссар Никаноров, рядом с ним севастопольский летчик Битюцкий, который теперь чуть ли не каждый день садится на наш партизанский аэродром.

— Товарищи! Враг тянется на Севастополь, готовит штурм. Трудно будет защитникам, трудно будет и нам. Мы слились с севастопольцами воедино. Будем сообща отстаивать город-герой, какие бы тяжелые испытания ни выпали на нашу долю. А пока все на дороги! Уничтожать проклятого фашиста! Помешать ему группироваться! Позор человеку, который в эти трудные дни не отдаст всего себя Родине! — говорит Никаноров. Он обращается к летчику:

— Товарищ Битюцкий! Передайте севастопольским морякам, пехотинцам, летчикам, артиллеристам и всем, всем нашим людям, что партизаны клянутся отдать силы, уменье, а если нужно, и жизнь, чтобы победить фашистов! Правильно ли я говорю?

— Правильно! Клянемся!.. — раздался дружный ответ.

Гулкое эхо прокатилось в горах: Кля-нем-ся!!

Горячее июньское солнце с безоблачного неба нещадно поливает зноем крымскую землю. Накаленные камни пышут жаром. Многие горные реки пересохли.

Под ногами шуршат прошлогодние добела высохшие листья.

— Ку-ку!.. Ку-ку! — кричит в лесных зарослях кукушка.

Вражеские самолеты стаями летят на Севастополь… Вот уже третий день над городом стоит черная пелена, а в сумерках видны большие языки пламени. Гитлеровцы начали подготовку к штурму.

Прошли те времена, когда мы ходили на дороги за одной машиной. Теперь выходы только рейдовые. Используя гористую местность и густое сплетение зеленых зарослей, маскируясь и маневрируя, партизаны делают набеги на фашистов в самых неожиданных местах.

Никого не надо подхлестывать — люди рвутся в бой. Всех зовет Севастополь. В лагерях остались лишь слабые и больные. Возвращаясь с задания, боевые группы отдыхают, а затем, пополнив свои вещевые мешки и запасшись боеприпасами, снова уходят туда, где решается судьба Севастополя.

Однажды довольный и взволнованный дед Кравец, вернувшийся с первой операции после своего ранения, на которую старик напросился сам, долго глядел на меня, встал было, но, потоптавшись на месте, опять опустился на иглистую землю под сосной. Он все-таки отделался легко, если не считать, что перестал слышать одним ухом и перенес общую контузию. У него теперь частенько подергивалось лицо.

— Чего ты крутишься, дед?

— А я хотив спросыть, нельзя нам найты таку вынтовку… Ну, як ее… з биноклем?

— Снайперскую?

— Ага!

— Зачем?

— Добрэ було б со скалы на спуске по шоферу — бах!.. А машына сама в обрыв тилькы зашэлэстила б… А, товариш командир?

— Ишь ты, а кто же стрелять умеет?

— Знайдуться, ей-богу, знайдуться!

Мысль деда была интересной.

— Ладно, насчет снайперской винтовки попросим Севастополь, дадим радиограмму. Отдыхай, дед.

Мы послали радиограмму, и к вечеру следующего же дня нам привезли три снайперских полуавтомата.

Харченко долго вертел в руках лакированную новенькую винтовку.

— Добра штучка и сподручна. Я гарно стреляв из винтовки с оптикой, правда, из трехлинейной… На триста метров в блюдце попадал. Товарищ начальник, а шо, если я пойду? Выберу местечко на дороге и по фашистам… а?

— Да куда же вам, еле на ногах держитесь?

— На ногах! Да будь они прокляты, ци сами ногы! А если б я в самом Севастополе був? Ни, я пиду… На карачках поползу… Давайте мэни дида Кравца.

Взяв пятидневный запас продуктов, два старика отправились к Байдарским воротам на охоту за немецкими шоферами.

На рассвете седьмого июня небывалая по силе канонада подняла на ноги весь Крым. Начался третий штурм Севастополя.

С Куйбышевских гор мы наблюдали в бинокль за линией фронта. Виден наш левый фланг — Мекензиевы горы. Черный дым стелется над нами. Горит лес. Вереницы вражеских самолетов, отбомбившись, возвращаются на аэродромы. Внезапно канонада утихает. Вероятно, гитлеровцы пошли в атаку. До нас доносится дробь пулеметов. Наши бьют!

Целый день гудел фронт.

Ночью, как всегда, прилетел Битюцкий.

— Как в городе? — посыпались на него вопросы.

— Неплохо, товарищи, атаки отбиты. В одном только месте они вклинились на семьсот метров. Ничего, вышибут… Ох, и много же их пошло! Прямо валом валят за танками. Все пьяные. Говорят, немало их положили. Наши все-таки здорово приспособились. Правда, города уже нет. Взорвали, выжгли… После сегодняшней артподготовки мы думали, никого там и в живых не осталось. А как пошли фашисты в атаку, — все наши на месте.

— Молодцы севастопольцы! — восхищались мы, но тревога нас уже не оставляла. Ведь завтра гитлеровцы снова начнут…

Действительно, с рассветом началось то же самое.

Прошло три напряженных дня. День и ночь гудела земля под нашим Севастополем. На большой скорости пролетали «юнкерсы».

С Севастополем мы имели ежедневную радиосвязь. Иногда с Кавказского фронта прилетали тяжелые самолеты и сбрасывали нам продукты. Десятого июня нам сбросили триста комплектов красноармейского обмундирования, и днем произошел комичный случай.

Партизаны Алуштинского отряда, увидев наш самолет, как обычно, направились к Верхнему Аппалаху за продуктами и неожиданно обнаружили на всех тропах свежие следы: на мокрой земле отчетливо отпечатались шипы ботинок. А ботинки с шипами были и у фашистов. Алуштинцы не знали, что партизаны уже успели переобуться, и набрались страху, осторожно пробираясь к цели и ведя усиленную разведку.

Через несколько дней такие же следы сбили с толку гитлеровцев. Решив, что перед ними прошел их отряд, фашисты ни с чем убрались восвояси.

Северский получил из Севастополя радиограмму и немедленно вызвал меня.

— Город спрашивает: куда делась из-под Дуванкоя 132-я немецкая дивизия? Просят нас помочь ее разыскать. Как ты думаешь? Кого послать?

— На такое задание лучше послать женщин — на них охранники меньше обратят внимания.

Я вспомнил, что в Севастопольском отряде находятся пожилая женщина Климова и ее дочь Аня. До войны Климова работала директором Куйбышевского лесхоза, хорошо знает те районы.

Мы достали соответствующую одежду и вечером вызвали Климовых. Они охотно согласились помочь Севастополю в таком большом деле, хотя предстоящий поход таил большие опасности. Надо было пробраться к Дуванкою, войти в него. А Дуванкой почти на линии фронта.