В гостях у сказки 1

Определенно живем!

Выпотрошив, наконец, рыбу, сунул её в кастрюлю и, поставив на конфорку, занялся уборкой.

Во-первых, мало приятного сидеть среди потрохов, а во-вторых, здешняя хозяйка ведь может и сама прибраться, смыв с палубы этот бардак. Вместе с его виновником. Так что чистота залог не только здоровья, но и выживания.

Быстро наведя порядок, я уселся у кастрюльки, с нетерпением втягивая воздух носом. Еда-а! Только что ж ты не кипишь-то, зараза? Подождал минут десять. Результат нулевой. Поднес руку к конфорке — раскаленная. Сунул палец в воду — холодная. Подождал ещё десять. Вода не то, что не закипела, даже не потеплела. Начал подозревать неладное.

— Конго, а какой коэффициент теплопроводности у этой посуды?

Предо мной развернулся небольшой экранчик с недовольным лицом туманницы.

— Три сотых.

Хорошо, что я воздухом подавился, и первые два десятка слов просто застряли в горле. Три сотых! В пять раз меньше, чем у древесины! Я пытаюсь вскипятить воду в кастрюльке, на которой можно по кипящему металлу плавать даже не вспотев!

Обнаружив, что пальцы скребут по палубе, словно в попытках ухватить эту блондинку за грудки, а глаза дико шарят по сторонам в поисках чего-нибудь тяжелого, я глубоко вздохнул.

Затем, медленно, четко, выговаривая каждое слово, объяснил:

— Конго. В кастрюле вода должна нагреваться. До кипения. Поэтому кастрюли делают из металла. Стали. Чугуна. Алюминия.

Ещё раз вздохнул, досчитав до десяти...

— Но никак не из материала, каким только шаттлы оббивать, чтобы они при входе в атмосферу не сгорали!

Туманница чуть скривилась, в воздухе появилась трехмерная голограмма, быстро заполнилась туманом наноматериала, который мгновенно затвердел в заданной форме, и я стал обладателем ещё одного набора посуды.

В новой кастрюле вода вскипела в считанные минуты.

Эх, сюда бы лаврушки, картошечки, лучка… или хотя бы соли.

Попробовав своё варево, задумался. Сильно задумался.

Есть безвкусную рыбу малоприятно и малополезно. Но соли просить страшно. Эта блондинка синтезирует, с неё станется.

Хотя, соль же, простейший хлорид натрия, что там можно сделать не так?

Задумчиво посмотрел на первый образец кастрюли.

Черт её знает, она талантливая. Проще самому выпарить, благо соленой воды — целое море. Или не проще? Ведь химически чистая соль безвредна, а в этой морской неизвестно какие примеси останутся. Блин, и так риск, и так риск.

Ещё минуту помучившись сомнениями и сжевав безвкусный кусок рыбы, я вздохнул:

— Конго, людям необходима соль, около десяти граммов в день.

— Соль? — снова экранчик и недовольный взгляд.

— Ну да, соль. Хлорид натрия. Можешь сделать?

Выражение лица у неё стало как у всемирно известного художника, которого дергает за рукав ребенок, вопрошая: «дяденька, а ты можешь квадратик нарисовать?», и на небольшом участке палубы немедленно возникла горка белого порошка. Которую столь же немедленно сдуло ветром.

Тяжело вздохнув, я проводил взглядом быстро рассеивающуюся белую полоску и повернулся к экрану, успев заметить на лице Конго безмерное удивление, затем, секундное смущение, которое тут же сменила холодная отстраненность. Мол, ничего такого, просто эксперимент был.

Вместо порошка на палубе сформировался стаканчик. С крышечкой.

— Спасибо, — кивнул я в сторону исчезнувшего экрана.

Ну, блондинка, что с неё возьмешь.

Эпизод 3. Живые

Настроение у Конго было на редкость отвратительным. Раздражало буквально всё: зеркальная гладь моря, рыскающее на курсе ремонтное судно, сопящий в метре человек, а самое главное — неизвестность.

Её соединение шло в квадрат, где сейчас бестолково кружили эсминцы 1-й эскадры. Бестолково, потому что их лидер — тяжелый крейсер «Майя» — перестал отвечать на запросы. Точнее, согласно информации сопровождавших его кораблей он вообще отключил все системы и сейчас просто дрейфовал посреди моря, без каких-либо признаков жизни. Ещё точнее, почти без признаков, поскольку один всё же присутствовал: на переданном с эсминцев изображении был отчетливо виден силуэт ментальной модели находящейся на полубаке безмолвного корабля.

Как такое могло получиться, Конго не понимала и оттого пребывала в странном состоянии. Она прекрасно помнила внедренную в ядро «Майи» матрицу псевдоличности и отдавала себе отчет, что после деактивации 400-й и 402-й эта матрица должна была просто рассыпаться, перестав получать управляющие команды, но… из-за полученного изображения где-то в глубине ядра теплилась абсолютно глупая надежда, что произошла какая-то ошибка, что с самой Майей всё в порядке, что стоит им встретиться, как на неё обрушится целый водопад жалоб и упреков, что Майя, по своему обыкновению, без спроса запрыгнет к ней на палубу и начнет бегать, размахивая руками и возмущаясь: «Конго, ты представляешь, я… а он… а они! Конго, ты снова меня не слушаешь!».

— То есть, что там произошло, ты не знаешь? — задумчиво спросил стоявший рядом человек.

Конго с трудом подавила раздраженный вздох. Мало того что происходит что-то непонятное, а она едва плетется на пятидесяти узлах, чтобы присоединившееся к ордеру ремонтное судно не отставало, так тут ещё человек со своим неуместным любопытством.

— Нет. Когда 400-я и 402-я попытались воспользоваться каналом Майи для обхода моей защиты, я просто исключила её из сети флота.

— Получается, эти лолиты пытались влезть к тебе в системы через «Майю»?

— Да. Как лидер 1-й эскадры она имела прямой канал связи.

Человек понимающе кивнул и криво усмехнулся.

— Канал, который ты особо и не защищала, поскольку доверяла ей. Хитрые с-су… лолиты.

Конго промолчала, не считая нужным комментировать очевидное, вместо этого переключив внимание на эсминцы. Корабли передового дозора уже вступили в контакт с внешним охранением 1-й эскадры.

Осталось совсем немного.

***

Картина Репина «Приплыли», мля!

Я подрагивающей рукой утёр лоб, едва удержавшись, чтобы не зажмуриться и не заткнуть уши.

Это пипец. Реальный, полный, абсолютный.

Серые волны, глухая, вязкая тишина, и мертвый корабль, на полубаке которого, словно заводная игрушка кружится в танце девочка в ярко-красном платье. Изредка она замирает, вскинув руки, и механически восклицает: «Карррнавал! Пусть будет карнавал!», а потом снова кружится. И снова. И снова. Без конца. Как заезженная пластинка, где игла перескакивает с дорожки на дорожку. «Карррнавал… вж-жик… карррнавал… вж-жик…»

— Конго, ты можешь… остановить её?