В «игру» вступает дублер

— Не тяните! Список! Весь!

Гук нехотя вынул из стола бумаги. Пробегая список глазами, Зигфрид лишь на мгновение задержал взгляд на фамилии Анны, но этого было достаточно, чтобы Гук догадался.

— Не старайтесь, ничего у вас не выйдет, — сказал он не без издёвки. — Ни один человек ещё не ускользал от Фишера.

Зигфрид понял, что можно говорить более открыто. Он с явным намёком произнёс:

— Но ведь вы готовы помочь?

— Как?! — прошипел Гук.

— В чём она обвиняется?

— В покушении на Иванько и хранении оружия.

Стало ясно: рацию не нашли. Или Гук скрывает? Но он явно встревожен, и сильно, надо использовать его состояние.

— Вечером приду ещё раз, — сказал Зигфрид. — Расскажете мне о ходе допроса.

— Вы сумасшедший!

Но Зигфрид уже подошёл к выходу и оттуда тихо посоветовал:

— Перечитайте письмо матери.

Зигфрид быстро шагал по ночным улицам и думал о том, что, пожалуй, был слишком осторожен. Сейчас он упрекал себя в душе за это. Чего удалось ему добиться за прошедшие пять месяцев при такой осторожности? Ничтожно мало. Он добросовестно выполнял рекомендации центра, оберегавшего его жизнь, тогда как удел разведчика — это риск.

Может ли служить оправданием то, что он никогда не готовил себя к такой деятельности? Оставшись рано без отца, после окончания школы пошёл работать на стройку, чтобы помочь матери и сестре. В институт поступил уже после того, как сестра Нина получила свидетельство об окончании бухгалтерских курсов и пошла работать.

Он поступил в архитектурный потому, что ему нравилось создавать дома. До диплома оставался год, когда началась война. Для него не было вопроса, как жить дальше, и он пошёл в военкомат. Там, среди офицеров, сидел один человек в штатском. Он внимательно разглядывал юношу, слушал, как тот отвечал на вопросы и настойчиво просил немедленно отправить его в действующую армию. Потом пригласил в другой кабинет, объяснил, как нужны сейчас в органах госбезопасности грамотные и надёжные люди, сказал, что это тоже фронт, только ещё более опасный. И он без раздумий согласился. Через полгода специальной учёбы уже пошёл на первое задание.

«Да, слишком короткой была подготовка», — думал Зигфрид. Но это тоже не оправдание. Сейчас каждый честный человек помогает стране выиграть войну, победить фашизм. Петрович, Анна, её отец, Василий… Они-то пошли вообще без подготовки. Каждый старался в меру своих возможностей, чтобы помочь ему в деле, которое стало для них самым главным в жизни. Анна и старый Вагнер уже поплатились за это, и он не вправе больше отсиживаться, осторожничать. По крайней мере, с Гуком надо быть более решительным.

Напротив дома Гука Зигфрид остановился, осмотрелся. Гук, наверное, до вечера ждал его в гестапо, а он решил прийти к нему домой, когда тот, возможно, уже и не ждёт его. На стук Гук открыл быстро, словно уже стоял у двери наготове. Он только что вышел из ванной в длинном махровом халате с большим полотенцем в руках.

— Вы по-прежнему предаётесь удовольствиям? — спросил Зигфрид. — Невзирая на явное приближение кончины нового порядка в городе?

— Покойников принято обмывать, — невесело и грубо пошутил Гук.

Он, казалось, совсем не удивился приходу Ларского. Гук был крайне серьёзен и сосредоточен. Зигфрид впервые видел его таким и не без основания полагал, что не последнюю роль здесь сыграло письмо его матери.

— Ничего нового добавить не могу, — мрачно заявил Гук.

— А что, не может пройти версия убийства из-за ревности? — спросил Зигфрид.

— Нашли дурака, — усмехнулся Гук. — Как же, поверит Фишер в эту версию!

— Кто знает…

— Уж я-то знаю! — зло выкрикнул Гук. — И нечего ко мне шляться!

— Я всё-таки приду, и вы мне скажете всё, вплоть до номера камеры и распорядка дня в тюрьме. А сейчас поговорим немного о другом.

Гук нервно передёрнул плечами и плюхнулся на диван, продолжая обтирать голову полотенцем. Зигфрид сел напротив на стуле, выждал небольшую паузу и спросил:

— А скажите, что сделали с тем сапожником, которого взяли в мастерской около рынка после бомбёжки?

Впервые за весь вечер Гук проявил хоть какой-то интерес:

— Вы его знали?

— Не думаю.

— Тогда зачем спрашиваете? — с усмешкой сказал Гук. — У него под одеждой была тельняшка. Так?

— Что с ним? — быстро спросил Зигфрид.

— В гестапо его доставили уже мёртвым, он пытался бежать, вот и пристрелили. Документов при нём не было, а он почему-то оказался в центре города в своей будке сразу после бомбёжки. Его взяли, чтобы выяснить, кто такой, а он попытался убежать. Но убежать ему не дали. Сами понимаете…

Зигфрид, наконец, узнал, что с Морозовым. Если, конечно, Гук говорил правду. Но сейчас ему не было резона лгать. Пожалуй, самое время задать и ещё один важный вопрос.

Зигфрид слегка наклонился над столом. Его лицо, необычайно серьёзное и сосредоточенное, сейчас хорошо освещалось лампой, и Гук отметил, что никогда ещё не видел Ларского столь решительным.

— Откуда у вас фотографии, которые вы предъявляли на допросе?

Гук опять усмехнулся:

— Вас, конечно, интересует только одна из них…

Он чуть помолчал и неожиданно выкрикнул:

— Майора Игнатова!

Зигфрид ничем не выдал своей настороженности, лишь слегка наклонил голову и повторил вопрос:

— Так откуда?

— Это вы лучше у Фишера спросите.

Зигфрид откинулся на спинку стула, попытался расслабиться. Хитёр Фишер! Порасставил своих людей повсюду. К нему и Анне относился с подозрением, подослал Антонину. «Но с фотографией Игнатова просчитался, не такой реакции ждал от меня», — думал Зигфрид.

Гук вдруг неизвестно почему стал словоохотливым:

— Фишер считал Игнатова руководителем оставшегося здесь подполья. Я так понял, что были какие-то сведения, чтобы предполагать это. Только и всего. Фишер приказал искать всюду его и сообщников.

— Ну что же, на сегодня хватит вопросов, — сказал Зигфрид в раздумье.

Его теперь сильно занимала мысль, почему Фишер выбрал фотографию Игнатова? Имеет ли какое-то отношение к этому Шкловский? Вообще, Евгений — очень странная фигура. Он много знал о жизни «Ларского», явно подозревал его в чём-то, намекал на тайную деятельность, но… Но, значит, не доносил никому, поскольку Ларского не трогали! И если бы не Фишер, Ларский и поныне мог бы быть спокоен. Видимо, напрасно сам он подозревал Шкловского в доносительстве. Ведь не было никакой реакции со стороны немецкого командования или гестапо на те сведения, которые Шкловский получал от Коха! Странно. Кто же он такой, этот Шкловский?