В интересах государства. Аудиториум, часть 2

– О чем?

– Об использовании крови объекта в случае отсутствия самого объекта. Иными словами, имея пробирку твоей крови на другом конце земного шара, я могу воздействовать на тебя через нее…

Я едва не сверзся со своего насеста и, удержав равновесие, уставился на Ядвигу во все глаза.

– Хочешь сказать, теперь они могут контролировать каждого из нас?

– Наверное… Говорю же, этому у нас не учат.

– Но кто-то же умеет. Вопрос – кто.

Хруцкая в отчаянии обхватила голову руками.

– Миша, это уже совсем несмешно, и я жалею, что мы в это впутались. Тут нужно не просто молчать. По-хорошему нужно бы стереть себе память о сегодняшнем. Если выяснится, что мы знаем… Кто бы ни был в этом заинтересован… Нам несдобровать.

Ну да. В лучшем случае просто сотрут часть памяти – в конце концов, мы с Ядькой были довольно ценными кадрами, чтобы просто так пускать нас в расход. Впрочем, все зависело от того, насколько были высоки ставки.

– Мне страшно, Миш, – прошептала девушка. – Вот сейчас по-настоящему страшно.

Чего скрывать – даже у меня по хребту пробежал мерзкий холодок, а под ложечкой засосало. Во что же мы вляпались? И если кто-то в Аудиториуме хотел всех нас контролировать, то каким образом? Понять бы еще, как можно было воздействовать на кровь.

Хорошо, если это какая-нибудь не особо критичная вещица вроде отслеживания местонахождения. Неприятно, но терпимо. С такой штукой жить можно. А если с помощью крови можно было взять под контроль наши разумы на расстоянии? Это же катастрофа…

– Одно меня радует, – продолжила Ядвига. – У нас этому не учат. Кровавое воздействие – специализация крайне редкая, и мало у кого просыпается к ней дар.

– Но у кого-то она явно есть, – ответил я.

– Могу сказать лишь, что для серьезного воздействия на расстоянии требуется очень высокий ранг. Второй, а лучше первый. Даже «тройки» будет маловато. Все же кровь – не замена живому объекту, а, так сказать, след. Кусок материала. Так что тут могут быть нюансы. Либо воздействие получится совсем слабым, либо могущество должно быть невероятным.

– Хочешь сказать, так развлекаться сможет кто-то вроде Романовых?

– Например… И я молюсь Господу, чтобы эти пробирки были их подстраховкой на случай дворянского мятежа.

Я молча кивнул, не желая даже продолжать эту ее мысль.

На ум сразу пришел разговор с Великим князем. Александр Константинович же предупреждал, что его интерес был связан с еще одним членом императорской фамилии. До сегодняшнего дня мне и в голову не приходило, что это подозрение могло иметь под собой столь вескую почву.

Что если Великая княгиня Ксения Константиновна, которая патронировала Аудиториум, и правда запустила руки несколько глубже, чем следовало? Даже если предположить, что она и правда собирала нашу кровь и хотела контролировать молодняк, то зачем ей делать все это втайне?

Выходит, Корф очень вовремя меня сюда засунул. И не зря так торопился.

Не нравилось мне это. Ох, не нравилось…

– Мне нужно идти, – я отлип от стола и на ватных ногах направился к двери. – Прости, с проектом помогу тебе завтра. У меня появилось дело.

Хруцкая вытаращилась на меня во все глаза.

– Миш, какое к черту дело после всего?

– Важное.

Не попрощавшись, я вылетел из кабинета и торопливо направился к выходу.

Пришло время написать первое письмо тетушке Матильде.

Глава 23

Тренироваться на холоде, да еще и в темное, было тем еще удовольствием. Посоперничать с мерзостью ранних утренних тренировок мог только очень ранний утренний подъем. Особенно промозглой петропольской зимой.

Я отряхнулся от снега и взглянул на валявшегося в сугробе Ронцова.

– Поднимайся, Серег. У нас еще час до завтрака. Пару раз помахаться успеем.

– Давай лучше я, – выступил вперед Малыш. – Поменяемся партнерами.

Ронцов взглянул на великана Рахманинова и нервно проглотил слюну.

– Смерти моей хотите… Ироды…

– Желай мы тебе смерти, не стали бы подрываться в пять утра, чтоб тебя учить, – сонно проворчал Афанасьев. – Черт, как же я сейчас завидую Коле…

Сперанский мирно дрых в нашей комнате, а его место сегодня занял Малыш. Рахманинов, как выяснилось, оказался противником страшным с виду, но не особенно опасным. Силища у него в руках была неимоверная, а вот пользоваться ею он толком не умел.

Мне же пригодились уроки уличных драк из прошлой жизни – смог обучить наших аристократов парочке грязных приемчиков. В конце концов, раз местная элита не гнушалась применения подлых методов, то и нам стоило взять их на вооружение.

А уж как ударить исподтишка, я знал – спасибо школе и маргинальному району.

– Ладно, – выровняв дыхание, я выпрямился и пропустил Малыша к Ронцову, а сам оказался напротив Афанасьева.

Гриша, даром что был худым как жердь менталистом, оказался весьма проворным. Бил слабо, но двигался как черт. Причем в упор не сознавался, где так научился. Бейся мы не на кулаках, а, скажем, на шпагах, он бы вмиг превратил меня в буженину.

Били вполсилы – нельзя было портить физиономии и калечиться. Наши тренировки были незаконными, и в первую неделю мы тщательно изучили все варианты выбраться из корпуса тайком от дежурных и комендантов. Один раз Афанасьев умудрился спуститься по водосточной трубе, но Ронцову пока было рановато идти на такие подвиги. Да и я был против неуместного риска.

Кулак Гриши пролетел мимо моей щеки, я привычным движением ушел в сторону и припомнил кое-что из приемов айкидо, которые показывал мне Петька еще до армии. Простой и изящный уход с использованием силы противника против него. Через секунду Гриша оказался носом в сугробе.

– Тьфу ты, опять твои штучки! – возмутился он. – Покажи хоть помедленнее, чтоб я понял.

«Гяку-ханми кататэ дори икке ура» – вот как это называлось. Я мало что помнил из единоборств, но брат занимался и карате, и айкидо. Причем айкидо почему-то любил больше. Говорил, помогало достичь внутренней гармонии.

Не знаю, как насчет внутренней гармонии, а отправлять противников мордой в сугроб айкидо помогало еще как.

– Давай в четыре раза медленнее нападай, – велел я. – И смотри на мои ноги.