В Иродовой Бездне (книга 1)
Шрифт:
Хотя завидовать не полагается, но молодежь, особенно подруги Вали Алексеевой, прямо-таки завидовали Леве, что он первый получил свидание с Валей.
Выписали газету на самарский изолятор, и Валя аккуратно получала ее. Но как передать Евангелие? Думали, молились и, наконец, решили. Купили большую коробку зубного порошка – тогда продавались картонные прямоугольные, осторожно вскрыли ее, высыпали зубной порошок, а на его место положили завернутый в белую бумагу Новый Завет малого формата. Сверху присыпали зубным порошком, крышку хорошо приклеили. А в записке с передачей после перечисления всех продуктов и предметов написали: «Валя! Хорошенько чисти зубы».
На следующей неделе в ответной
Молодежь благодарила Господа и радовалась. Все представляли, как приятно Вале в камере читать Святую Книгу и со страниц Евангелия получать наставление и утешение от своего Лучшего Друга – Иисуса. Да, она была счастлива. Это, кажется, звучит парадоксально, но это факт. Больная туберкулезом девушка, без родных, в тюрьме, как преступница, – и счастлива.
Да, недаром, молодежь последующих десятилетий и ныне с воодушевлением поет: «Жить для Иисуса, с Ним умирать – лучшую долю вряд ли сыскать!»
Сошел снег, стало теплее. Легче стало стоять в очередях с передачами. В окнах тюрьмы виднелись лица заключенных. Сестры и братья, идя на собрание по Арцибушевской улице, слышали, как Петр Иванович Чекмарев, стоя у окна своей камеры, громко пел:
PoetryО, нет никто во всей вселенной
Свободы верных не лишит.
Пусть плоть боится цепи тленной
И пусть тюрьма ее страшит…
Сам Бог Любви свободу дал.
О, нет никто во всей вселенной
Нас чести нашей не лишит.
Пускай с враждою откровенной
Толпа позором нас клеймит.
Поднимем знамя Правды вечной,
Любовью злобу обовьем.
И честь не в славе быстротечной,
А в торжестве Любви найдем.
Верующие с восхищением слушали пение дорогого брата, но за это пение его перевели в отдаленную камеру, откуда его уже не было слышно.
– Как, как порадовать узников, как ободрить их? – думала молодежь и придумала.
Была глухая ночь. Все спали. Конечно, по улицам Самары ночью иногда проходят подвыпившие поющие люди. Кто обращает на это внимание? Гуляет себе молодежь. А вот в эту ночь мимо тюрьмы по Арцибушевской улице шла молодежь не подвыпившая, а трезвая, бодрая. Шли христиане и, нарушая ночную тишину, громко, ясно и стройно пели:
PoetryНа крыльях могучих орлиных
Над морем житейским несусь.
На крыльях могучих орлиных
Я к вечности сердцем стремлюсь.
Чрез горы, долины и нивы
Все выше я к небу лечу.
Несут меня мощные крылья
На них я спокойно стою.
Под мощными крыльями тихо
И чудно покоюся я.
Под ними приют мой надежный,
Под ними защита моя.
Пусть вьются враги надо мною,
Пусть целятся злобно в меня.
Могучи орлиные крылья,
Под ними царит тишина.
Укроюсь ли теми крылами,
Стою ли надежно на них,
Спокойно мне так и отрадно
В скитаниях долгих моих.
Звуки гимна разносились высоко и далеко и проникали в окна многоэтажной тюрьмы. В некоторых окнах замелькали тени. «Братья слышат», – думали поющие. Да, они слышали. После в письмах и при встречах они делились, что это пение было для них, как пение Ангелов. Сколько приятных чувств, мыслей породило оно! Горячо благодарили они Господа за это пение.
Еще несколько ночей проходила молодежь мимо изолятора и пела разные гимны. Некоторые пожилые, узнав об этом, волновались. Боялись, что всех арестуют. Но ничего такого не случилось. Господь хранил.
Впоследствии об этом пении было сложено стихотворение, которое в те годы не только читалось, но и пелось под гитару. Вот оно:
PoetryГлубокая ночь над землею,
Над городом сумрак залег,
За грязной тюремной стеною
Чернеет в тумане острог.
Предавшись объятью ночному,
В остроге давно уже спят,
Лишь несколько душ наших братьев
В тюрьме за решеткой не спят.
Вот старец почтен сединою,
Склонившись, в молитве стоит:
«Во всем будь прославлен, о Боже!»
– Так старческий голос звучит.
Четыре отца от семейства,
Склонившись, пред Богом стоят,
О близких своих вспоминают
И быть с ними вместе хотят.
А вот разлученный с женою
Здесь верный служитель Христа,
В беседе с товарищем-другом
Он в жертву приносит себя.
А вот еще юных два брата,
В двух камерах разных сидят,
На волю Отца все отдавши,
Сердцами на Бога глядят.
Все тихо. Вдруг пенье родное
До слуха доносится их.
То братья и сестры по вере
Пришли, чтоб ободрить своих.
На улице тихо, безлюдно.
Умолк говор шумный, денной.
И пение звонко несется .
По улице темной, пустой.
О, братья и сестры, вы смело
За Господом души влекли,