В Иродовой Бездне (книга 3)

— Да, это верно, — парировал удар Лева. — Власть имеет меч и свои функции. И это, то есть власть, Божье установление. Без него были бы анархия, грабежи и насилия. Но тем не менее Христос сказал: «Царство Мое не от мира сего», и мы, верующие, не можем быть под властью мира сего, так как свет не может быть тьмою. Существующие власти установлены от Бога, но они являются Христовыми учреждениями. Иисус сказал: «Отдавайте кесарю кесарево, а Божье — Богу». Мы выполняем все гражданские обязанности и военную службу. Но там, где касается Божьего — «Бог есть любовь"— во всяком деле наши руки простираются только на то, чтобы творить только любовь.

Лева вспомнил, как в ответ на эти слова брат Левинданто снисходительно улыбался и потом говорил:

— Я же так думал, но когда все братство стало думать иначе, я понял, что останусь в одиночестве, и решил лучше идти со всеми, нежели оставаться никому не нужным одиночкой. — Мало того, он еще и добавлял к этому обычный, набивший оскомину софизм:

— А вот, если твою мать будут резать бандиты? И ты будешь равнодушно смотреть? Не схватишь ли первое, что тебе под руки попадется, и будешь защищать ее? Или твою сестру будут насиловать хулиганы, а ты будешь смотреть или говорить о любви Божьей? Не следует ли тут принять меры, физически остановить насильников?

Лева знал много подобных примеров, доказывавших, что непременно, и в нужный момент, необходимо применить оружие. И вот теперь казалось, скажи Лева на суде, что он берет свои слова обратно, что он согласен на все, в том числе и поклясться в присяге. Как все будет хорошо! Но такие мысли даже ни разу не прилик ему в голову. Он все снова и снова вспоминал старинный стих нашего братства:

«Наш меч не из стали блестящей,

Не молотом кован людским;

Он, пламенем правды горящий,

Дарован нам Богом Самим.

Не плоть он людей поражает,

И братскую кровь он не льет;

Он душу и дух проникает,

И зло, и несчастье сечет.

Он цепи греха разрубает

И пленным свободу дает;

Сквозь дебри он путь пролагает,

И к истине путь тот ведет.

Как молнии грозные тучи

Пронзает он вражеский строй;

От Господа меч наш могучий,

И нужен ли меч нам иной?»

Сборник духовных песен ВСЕХБ, 1956.

Собратья по вере часто говорили Леве, что в духовном вопросе, в деле Божьем, конечно, меч иной не нужен. Но вот когда мы отдаем кесарю кесарево, то мы вооружаемся мечом и действуем как слуги кесаря.

Возможно, такая мысль и была для многих понятна и укладывалась в сознание, и тогда их совесть была свободна. Но Лева это никак уяснить себе не мог; и ему было вполне ясно — что он последователь Христа и должен поступать во всем так, как поступал бы Христос.

И теперь, в эти тюремные дни, ни малейшей тени сомнения не возникало в сердце Левы. Ал. Павел говорил, что всякий поступает «по удостоверению ума своего». И теперь Лева, находясь в тесных обстоятельствах, не получая передач, ощущая голод, имел защиту от бури в чудном образе Спасителя. Он вспоминал один из самых дорогих гимнов:

«О, образ совершенный

Любви и чистоты,

Спаситель, царь вселенной,

Пример мой вечный Ты.

На лик в венце терновом

Хочу душой взирать;

Хочу делами, словом

Тебе лишь подражать…»

И вот однажды днем Леву вызвали в канцелярию тюрьмы, где его ждал новый конвой. Тщательный обыск. Вооруженные милиционеры выводят его за ворота тюрьмы. Большая грузовая машина. Он садится в кузов, милиционеры стоят в кузове у кабины, машина тронулась.

— Везем вас на суд, — сказал начальник конвоя.

Улицы покрыты снегом. Мчится машина. И вот — здание мединститута, въезжают во двор: «В глаза Левы бросается висящее на стене объявление: «Показательный судебный процесс над бывшим студентом мединститута Смирнским Л. Заседание суда в главном зале. Начало…»

Леву окружили милиционеры и повели. Знакомые коридоры, учеба, институт. И вот теперь он должен быть судим и приговорен. Огромный зал переполнен. Профессорско-преподавательский состав, студенты. Конвой проводит Леву вперед и усаживает внизу перед сценой. На сцене большой стол, покрытый красным сукном. Лева, стриженый, похудевший, для многих неузнаваем. Он оглядывается, смотрит кругом, видит знакомые лица и незнакомые лица. К нему подошел человек, одетый в гражданское.

— Я ваш защитник, — говорит он, обращаясь к Леве. Я знакомился с вашим делом и, чем могу, помогу. Мне кажется, нужно требовать, чтобы вам переквалифицировали статью, тогда будет меньше срок наказания. Думать о полном вашем освобождении не приходится, но я сделаю все, что могу, чтобы облегчить вашу участь.

– Я очень благодарен вам, — отвечал Лева. — Но я в защитнике не нуждаюсь.

– Если вы не можете оплатить меня, как своего защитника, то я готов вас защищать безвозмездно.

– Очень благодарю вас, — повторил Лева. — Но я верующий человек, христианин, и человеческая защита мне не нужна. Меня будет защищать Бог. И будет то, что лучше.

— Странный вы человек! Я вам добра желаю, но если не хотите, насильно я вас защищать не могу…

Он отошел. На сцене появились люди — мужчины, женщины. В зале наступила тишина. Всем было ясно, что члены суда занимают свои места. В центре сел судья, знакомый уже Леве по короткой встрече. Он выглядел сурово, угрюмо и старался показывать всем своим видом значимость свою и величие. Прокурор также выделялся среди остальных. Видимо, он чувствовал себя выше всех.

Судья огласил состав суда, перечислил народных заседателей, назвал прокурора, защитника. Потом он обратился к подсудимому с обычным вопросом, задаваемым в начале судебного заседания:

– Подсудимый, вы имеете какой отвод к составу суда?

– Да, имею, — ответил Лева.

Зал замер. Это бывало редко, чтобы подсудимый отводил кого-либо из членов суда. Для этого нужно было предъявить уважительную причину.

– Что вы хотите? — спросил судья.

– Прошу освободить меня от защитника, — громко и ясно сказал Лева.

– Как, почему вам не нравится этот защитник?

— Я отказываюсь от всякого защитника. Я верующий, последователь Христа. Христа судили без всякой защиты, и я категорически отказываюсь иметь защитника.