В кривом зеркале

Он повернул голову на шорох со стороны входной двери, так и не успев ничего увидеть. Удар по голове ослепил шантажиста. А остро отточенное лезвие охотничьего ножа огненной молнией вошло в подреберье.

– Это за пару тысяч-то… – прошептал Франц с переходящим в бесчувствие пренебрежением, – мелочны вы, батюшка…

Калитка скрипнула.

– Молочко… – послышался из-за живой изгороди знакомый говорок, – свеженькое. Я на скамейке оставлю, все одно не платит поганец. Только из уважения к Анне Трофимовне…

– Блин… – прошелестел один из убийц.

– Т-ссс… Она дальше не пойдет, слышал же, – выплюнул второй.

– Не факт. Давай в дом оттащим.

– Лишняя работа…

– Есть тут кто? – поинтересовалась женщина.

– Давай…

Обмякшее тело подхватили и перетащили через порог. Дверь мягко закрылась. Ключ провернулся в замке без звука.

– Лишь бы не платить, – пожала плечами молочница. – И отчего у хороших родителей случаются такие вот говнюки – неразгаданная тайна природы.

Калитка закрылась почти также мягко как дверь. При всех своих недостатках Франц Собесский содержал дом в образцовом порядке. Не все в нем было так плохо. Вот именно, что БЫЛО…

Убийцы выждали некоторое время.

– Я же сказал: не пойдет, – напомнил один.

– Береженого Бог бережет, – ответил второй. – Сам же и понесся в хату с убиенным на плечах.

– Мразь он, а не убиенный. Житья нам не давал, то там откусит, то там урвет. Вот и заработал перо в бок и пластиковый мешок. О, практически стих! Доставай, кстати. У нас не больше часа. Еще вывезти до смены. Там Бабулько придет – фиг вывезешь без контроля. В темпе.

– Бабулько – урод! – кивнул сообщник. – Я мигом.

Вскоре у калитки остановился старенький фургончик. Запакованное в полиэтилен тело перетащили в салон. Бус укатил в сторону леса. Оставшийся на месте преступник вернулся в дом. Включил свет в коридоре, выругался:

– Говорил же Лешему не связываться с пером, вон, кровищи сколько! Хватило бы монтировки.

Огляделся, вытащил из стопки стираного белья простынь, протер заляпанный пол.

– Теперь комар носа не подточит. Был человек – и весь выбыл. Человек – громко сказано. Подонок вульгарис! Давно следовало убрать…

Он прошел по садовой дорожке в сторону запасной калитки, наткнулся на одно из металлических чудовищ Собесского. Отскочил, снова выругался. Пнул уродца ногой и скрылся за высокой, окружающей усадьбу покойного, изгородью.

В саду чирикнула ранняя птаха, за ней – вторая. Лучи солнца обретали тепло и свет, с завидным упорством проникая в самые сокровенные глубины сливовых зарослей, расцвечивая не проснувшуюся еще яблоневую листву, полузакрытые цветочные головки, переливаясь крохотными радугами в изгибах стальных конструкций.

И вот уже в мир пришло полноценное июньское утро, так незначительно зависящее от человеческих поступков и проступков…

– Как-то так, в общем, – закончил сложившуюся к утру версию лейтенант Пукель. – И как вам?

– Как-то так, – пожал плечами майор. – Если честно, как в старых добрых детективах: красиво и понятно. Сам придумал или помог кто-то?

– А то я бы кому позволил… – отмахнулся от обидного допущения Ярослав. – У меня самого с воображением без проблем. Картина маслом. Со всеми подробностями.

– Мне особенно понравилась кровавая заря и тело в пакете. Впечатляет. Теперь что?

– Как это что? – с плохо скрытым возмущением произнес сыщик. – Дальше припру убийц к стенке. Вот только доказательств надыбаю маленько.

– Интересно, с кого начнешь?

– Как это с кого? – обиделся лейтенант. – Я же сказал: главный зачинщик – Николай Семашко.

– Экстремист, значит? Ну-ну… а не боишься?

– Чего?

– Ну, сообщников его. С кавказским разливом. Горячие парни, между прочим…

– Думаете? – приуныл Пукель. – А если госбезопасность подключить?

– А если версия твоя вилами по воде писана, тогда что? Выставишь весь отдел на посмешище? Тебе ж Семашко этот со своим экстремизмом приснился просто! Кстати, акцента кавказского мне в истории твоей не хватило.

Подумаешь, объект! Да тут таких находок для шантажиста – лопатой греби. Нет уж, дорогой соратник, не руби сплеча. Осмотрись, почву прощупай. А там уж и я подключусь. Мне б еще суточки не дергаться. Ты пожалей начальника, не вынуждай нарушать постельный режим. И вот еще что, ты фантазию свою попридержи, с натуры пиши. Исключительно с натуры! Нам и без тебя сюрреалистов хватит, Дали ты мой самопальный. Усек?

Ярослав покашлял, вникая в суть комплимента. Робкий упрочил позиции:

– Только с натуры…

Пейзажные акварели лейтенанта Пукеля

– Подумаешь, искусствовед! – ворчал Ярослав, поднимаясь на холм за поселком. – И без тебя знаем, что к чему. У меня, между прочим, художественная студия за плечами. И в универе по рисунку одни девятки были. Такие словесные портреты малевал – вся профессура сбегалась. Будут тут указывать всякие… А вот возьму и займусь пейзажиками. Места здесь – лепота! А портреты с натуры – эко хватил – кто ж мне позировать станет? Разве что за плату. Но я представляю, какие это деньги!

Лейтенант поднялся на вершину пригорка и обнаружил две вырезанные из цельного дерева скамьи и столик между ними. Неожиданное удобство размещалось в тени своеобразного купола – вековой сосны. Рядом покачивались на легком ветерке качели. Чуть поодаль был оборудован мангал.

– Умеют же жить, паразиты! – поразился предприимчивости фигурантов Ярослав. – Все во благо человека, даже шишка на земном лбу. Сиди вот, любуйся. А проголодаешься, шашлычку сообрази. А ведь есть, чему любоваться. Эх, красотень-то какущая! Хоть пиши! И никакого масла – только акварель! Легкая, прозрачная, непредсказуемая… А не податься ли нам в живописцы?

Создам шедевр… К примеру, реку эту напишу. Вон как блестит – чисто зеркало! И отражает чуть ли не весь поселок! Да! Именно с отражения и начну. Тут все чище и спокойнее. Ни тебе убийств, ни лишних хлопот. Правда, течение мешает – рябит картинка. Зеркальце-то далеко от идеала. Елки вверх вытянуло, а крайний особнячок к земле пригнуло. Ох уж эти кривые зеркала! Прямую – искривят, кривую – выпрямят. Да что там линии! Возьми хотя бы человека. Красавца уродом сделают, уродца, наоборот. А ты ломай голову, что здесь реал, а что неудачное его отражение. Смотри-ка, философствовать начал на фоне местных красот и избытка свежего воздуха. Надо бы мыслишку запротоколировать, авось пригодится…