В круге света (сборник)

Вижу, что мужчина слегка подшофе, но именно в таком состоянии и делаются все самые большие глупости.

Восстанавливаю порядок своих мыслей. Сперва я подумал, что он меня зарежет, потом – что зарежет себя и этим все равно нарушит мои ближайшие планы. Телефонов еще не было, предупредить людей я не смогу. А когда бедолага выдвинул ультиматум, я понял, что без разговора нам не обойтись. И как долго он будет продолжаться, никто не знает. «Так, сколько у меня времени, скажет мне в конце концов хоть кто-нибудь, который час?!» И в этот момент я замечаю часы на его правой руке, той самой, в которой он держит нож.

– Нет уж, ты погоди резаться, сперва скажи мне, сколько сейчас времени? – ответил я ультиматумом на ультиматум.

Потенциальный самоубийца готов был услышать все, что угодно, но только не это. Человек растерялся, стал было смотреть на часы и отвел от себя нож. Потом словно очнулся, бросил его на пол, сел на скамейку и заплакал. Я откинул ногой нож подальше и сел рядом.

– Я был женат, у меня двое детей. С женой иногда ругались, но не так, чтобы часто, и все больше по пустякам. Отношения-то были хорошие. Дети подрастали, одному уже исполнилось десять лет, второму восемь. И что со мной случилось? Зачем мне понадобилась другая, почему повелся? Наверное, потому, что была она напориста и умела добиваться своего. Жена узнала, начались скандалы. Стали они обе меня, словно канат, друг у дружки каждая в свою сторону перетягивать. Но потом жена, видать, устала и потребовала: или – или. А я гордый, как же, вон как из-за меня бабы бьются. Ну-ну, посмотрим, как вы тут одни справитесь. Дверью хлопнул и ушел к той, другой, а у нее тоже двое, и тоже мальчишки, почитай тех же лет.

Растил чужих детей, хотя душа к ним и не лежала, а к своим не ходил. Алименты платил, пускай не полностью, но кое-что им все равно перепадало. А как мои родные сыновья выросли, так вторая жена мне вообще запретила с ними встречаться. Я не стал спорить, не люблю скандалов. А потом вторая моя умерла, и ее сыновья, которых я, собственно говоря, и вырастил, от меня отказались:

«Нам ты никто. Матери ты был мужем, но матери нет, а мы тебя в нашем доме видеть не хотим». Короче, выгнали они меня, я старый человек, куда мне против них. Что было делать? Попробовал было назад, в первую семью, а мои родные сыновья меня даже на порог не пустили. «Иди, папка, откуда пришел, знать мы тебя не желаем». Вот так и получилось, что вырастил четверых детей, а старость встречаю на улице и без всякой надежды.

Грустная история, видать, человек-то он неплохой. Мы его трудником в мужской монастырь пристроили, там, в монастыре, у него будет достаточно времени, чтобы понять, почему все четверо мальчиков так и не признали его за отца.

Жизнь – штука вообще непредсказуемая. Помню, подходит ко мне молодая красивая женщина и просит:

– У меня завтра суд, пожалуйста, помолитесь обо мне.

От нее отказался самый близкий ей человек, и именно в тот момент, когда она, выручая его, сама, по собственной инициативе, взяла на себя его вину.

Мы поговорили, и вот она уже уходит, а меня почему-то волнует вопрос:

– Ответь мне, повторись бы сейчас ситуация, в которой ты взяла вину на себя, уже с твоим сегодняшним опытом, как бы ты поступила?

– Батюшка, наверное, так же, по-другому я все равно не смогла бы.

О, безумный Адам, променять такую женщину и такое сердце на какие-то там деньги. Мир сошел с ума, Адаме, и ты вместе с ним.

И еще много можно было бы припомнить таких историй о слабости Адама и благородстве Евы. Но есть одна, за которую мне, как потомку первого Адама, не стыдно.

В свое время с нами на «железке» работал машинист Володя. Он возил тяжелые составы и уезжал на далекие расстояния, а потом вдруг перевелся на маневровую работу. Пересев на тепловоз, он потерял в зарплате, но не роптал и работал в смену. Потом его перевели на наш участок. А у нас после ночной смены, перед тем как разойтись на заслуженные выходные, ребята, как правило, «соображали на посошок». Володя же никогда с коллективом не оставался и всегда убегал домой. И всякий раз, когда сменой собирались ехать в Москву на футбольный матч или куда-нибудь на концерт, он благодарил, но отказывался.

Ребята его даже поначалу немного опасались, подозрительно, слишком уж он правильный. Мало ли что. А потом узнали, что Володя потерял единственную дочь, девочку двенадцати лет. У них с женой все никак с детьми не получалось, а когда уже никто и не надеялся, родилась девочка. И счастью их не было конца. Но однажды ребенок вместе с другими детьми пошел купаться на карьеры и утонул. После похорон жена как села на диван, так больше с него и не встала – ноги отнялись. Тогда Володя и перешел на менее оплачиваемую работу и попал к нам на участок. Когда уходил на работу, к жене приходила сиделка, а в остальное время сам был рядом. Они жили в своем доме, так он и огород сажал, и банки закатывал.

Не ушел от больной жены и не запил. Он был настолько прост, что даже не завел себе любовницу. Как жил человек, что думал? Не знаю. Так и ухаживал за ней лет пятнадцать до самой ее кончины. А как жена умерла, пришел в церковь. На службе станет у стеночки, чтобы никому не мешать, и стоит. Вряд ли он что-то понимал в богослужении, но на службы ходил исправно. Через несколько месяцев покаялся, а потом и причастился, первый раз в жизни. Удивительное дело, вот была у человека семья, дорогие сердцу жена и дочь. И никого не осталось, всех Бог прибрал, зачем жил, куда шел? Ему бы на Бога возроптать, а он к Нему же сам и пришел.

Володя больше не женился, жил один, продолжая работать машинистом, но пережил покойную супругу не намного. Ничем особенно не болел, просто однажды вечером лег спать, а утром не проснулся. Тихая жизнь и незаметная смерть, таких, наверное, тысячи. Но не выходит он у меня из головы.

В свое время, помню, читали мы в школе историю про Ромео и Джульетту. Печальная повесть о беспримерной любви. Я тогда все никак понять не мог, почему автор не оставил своих молодых, да еще так страстно влюбленных героев пожить на этом свете? Пускай бы они нарожали кучу детей и дожили бы до старости. А сейчас понимаю, что такая любовь, как у них, бесплодна и изначально обречена. Страстное чувство проходит быстро, и наступает ревность, часто переходящая во взаимную ненависть.

И еще, нам, жаждущим вечной любви, будет неинтересен образ Джульетты, почтенной матери большого семейства, закручивающей банки с огурцами или шинкующей на засолку итальянскую капусту. Нам подавай неистовую любовь, как страсть, до гроба, вот Шекспир, не превращая жизнь своих героев в бесконечную бытовую тягомотину, сразу же их и умертвил. Быт убивает любовь, видимо, это аксиома, и преодолеть ее не хватило фантазии даже у гения.

А вот Володину жизнь никто так и не воспел, Шекспира не нашлось, да и чего в ней воспевать, никакой страсти, одни слезы. А ведь если вдуматься, его жизнь – это и есть подвиг любви. Вот она, подлинная любовь, не как страсть, томящая тело, а как готовность пожертвовать собой ради любимой. Скорее всего, сам он так о себе не думал, и даже мысль, что можно жить как-то иначе, ему и в голову не приходила. И то, что в церковь пришел, тоже логичный финал его жизни и любви. Созрела душа до Неба, стала в Нем нуждаться, вот и пришел.

Видимо, Адам только тогда и вырастает в подлинного Адама, когда Ева становится слабой и начинает нуждаться, чтобы рядом с ней был настоящий мужчина – кормилец и защитник, на чье плечо она смогла бы доверчиво положить свою маленькую головку и заснуть тихим и безмятежным сном его ребрышка, частью которого она на самом деле и является.

И при этом Еве не нужно перетягивать на себя одеяло, даже если у нее на это хватает сил. Не отбирайте у Адама его молоток, пускай он сам забивает в стенку свои гвозди, а Ева ему во всем помогает, радуется о муже своем и славит Господа.