В лабиринте версий

– Подожди, неужели, ты хочешь сказать…

– Как вы уже догадались, Максим Максимович охотился только на двуногую мразь, – перебила обалдевшего Трубопроводова Лайма, – и следующий зал посвящен трусливо– городской мрази, которую Максим Максимович всегда отстреливал с особым удовольствием. К сожалению, эта мразь умудряется вонять даже после соответствующей таксидермической процедуры, поэтому для хранения пригодны лишь головы трофеев, да и то нам постоянно приходится проводить их химическую обработку. Надеюсь, неприятный запах не испортит вам удовольствие лицезрения этих трофеев.

В зале воняло туалетом, карболкой и еще чем-то, блевотно-тошнотворным. Трубопроводов не мог понять, чем. К горлу сразу же подкатил комок, но Трубопроводову удалось сдержать приступ тошноты. Зал был огромен, и все стены в несколько рядов были увешаны человеческими головами. Глядя на них, было трудно поверить, что всех этих людей выследил и убил всего лишь один охотник за каких-то пять лет.

– Впечатляет? – с почтением в голосе спросила Лайма.

– Неужели Максим Максимович сам их всех пострелял?

– Не верится, правда?

Трубопроводов согласно кивнул.

– Самую многочисленную группу среди этих экспонатов составляют охотники на ворон. Вторую группу занимают душители собак и кошек, включая и тех подонков, которые совершенно безосновательно называют себя сатанистами. Третью составляют все остальные любители безнаказанно мучить или убивать. Как вы уже поняли, в этом зале представлены те, кто убивает ради самого кайфа убийства. От убийства себе подобных большинство из них останавливает лишь страх наказания, от которого трепещут их отвратительные смердящие душонки. И то, что таких не сажают в клетки на цепь, говорит лишь о том, что и мы, общество, все ещё, недалеко ушли в своем развитии от подобной мрази.

В следующем зале пахло сигарами, водкой и дорогим коньяком. Несмотря на его скромные размеры, было просторно. Там скучали всего несколько экспонатов. В основном, это были великолепные чучела сановитых государственных держиморд, считающих себя хозяевами земли. Этакая начальствующая мразь, расстреливающая с вертолетов десятками редких животных или же, чуть ли не в упор, убивающая специально пойманных заранее зверей. Внимание Трубопроводова привлекла карикатурно-американская семейка. Папа, мама, сыночек и две дочки. Все бочкообразной формы.

– А эти как сюда попали? – удивился Трубопроводов, – на охотников они не тянут.

– Это одни из тех туристов, которые обожают посещать ресторанчики, где публика жрет свежие мозги собственноручно забитых молотками обезьян, – пояснила Лайма.

В последнем зале было несколько сутенеров, пара торговцев детьми, несколько религиозных фундаменталистов и с десяток матерых скинхедов.

– К сожалению, эти находятся под негласной охраной государства, – сказала Лайма, указывая на бритоголовых подонков.

Трубопроводов не отреагировал на эти слова. Как и любой нормальный человек, он ненавидел фашистов, но выставка его достаточно утомила. Он мечтал о чашке кофе в буфете с каким-нибудь бутербродом или булочкой. Но музей был закрыт и ни о каком буфете не могло быть и речи.

– Вот и все, – сказала Лайма, выпуская Трубопроводова из последнего зала, – надеюсь, вы остались довольны прогулкой.

Выйдя из зала, Трубопроводов замер с открытым ртом. Он готов был отдать голову на отсечение, что всё время они шли по прямой в одном направлении, и, когда перед его взором предстала уже знакомая прихожая с гардеробом и столом экскурсовода, он испытал нечто похожее на дзенское просветление.

– А это наш последний сюрприз, – рассмеялась Лайма, – так сказать, на память.

– Такое, уж точно, не забудешь, – пробормотал, приходя, понемногу, в себя, Трубопроводов.

– Ваши вещи, – Лайма, одним разом, вывалила на стойку всё его барахло, – приходите еще.

– Непременно, – пообещал Трубопроводов.

Приведя себя в порядок, он вышел из музея.

Холодный, мокрый ветер ударил в лицо. Шел дождь со снегом. Недовольно урча моторами, по проезжей части медленно плелись машины. Редкие пешеходы, стараясь укрыться от непогоды за зонтиками и воротниками пальто, согнувшись, сновали мимо. Трубопроводов стоял посреди тротуара на одной из городских улиц. Был XXI век, и в своем, вышедшем из моды несколько столетий назад? облачении он выглядел, мягко говоря, странно. Осознав это, он попытался, было, вернуться в музей, но того и след простыл.

К счастью для Трубопроводова, практически никто не обращал на него внимания – у людей и без него хватало забот. К тому же, он вполне походил на элемент очередной рекламной акции какого-нибудь новомодного дерьма под старину.

Несмотря на то, что за Трубопроводовым ничего плохого не числилось, он чувствовал себя в опасности. Он не знал, ни где он, ни в каком времени. Без документов, без денег, в дурацкой одежде, вооруженный старинным оружием, с золотым песком в кармане, он был прекрасной мишенью как для карательно-правоохранительной системы, так и для частных любителей улучшить свое положение за чужой счет.

Прежде всего, надо было исчезнуть с улицы, поэтому, когда на дороге появилось такси, Трубопроводов буквально кинулся под колеса машины.

Водитель резко затормозил.

– Тебе что, на тот свет? – злобно спросил он.

– Недорогую гостиницу знаешь? – спросил Трубопроводов, садясь в машину.

Уже в машине Трубопроводов понял, что не может, вот так, появиться в гостинице, пусть, даже, в самом распоследнем притоне. К тому же, ему надо было чем-то заплатить за проезд.

– Здесь есть поблизости антикварный магазин? – поинтересовался он у таксиста.

– Вам такой, где не лезут с вопросами? – понимающе улыбаясь, спросил водитель.

– Желательно.

– Есть здесь один.

Минут через двадцать машина остановилась возле дома унылого вида, обок которого была пристроена убогая будка без опознавательных знаков.

– Скажешь владельцу, что от Мишо, – сказал таксист, – мне ждать?

– Конечно.

Внутри будка была похожа на филиал свалки в миниатюре. На полу и на грубых стеллажах было свалено откровенное барахло. Причем нормальные люди такое стесняются даже открыто выбрасывать в мусор. Воняло старьем, гнилью и еще чем– то не более приятным. За прилавком скучал старый лысеющий еврей в затрапезном ватнике.

– Здравствуйте, молодой человек, чем могу быть полезен? – спросил он.

– Я от Мишо, – выпалил Трубопроводов.

– Не спорю, но это не ответ на мой вопрос.

– Мне нужно продать вот это, – сказал Трубопроводов, кладя на прилавок шпагу.

Несмотря на простые ножны, сам клинок был прекрасной старинной работы.

– Прекрасная вещь, – не стал юлить владелец лавки, – где-нибудь в Сотбисе за неё вы могли бы получить целое состояние. Но, если вы хотите продать тихо, без суеты, за наличные и прямо сейчас, я готов дать пятьсот монет.