В лапах страха

Глеб прекрасно понимал, как всё обстоит в действительности: Сергей наконец-то проигрался по крупному. Хотя... Рано или поздно это должно было случиться даже с таким мастером, каким он по праву себя считал. Глеб не сдержался и вспылил. Впервые в жизни, потому что надоело всякий раз выслушивать ложь. Просто осточертело! Подумать только, и это эрудированное недоразумение пыталось в детстве купить его молчание! А потом врало, врало... и снова врало. А потом ещё стыдило! Да разве можно такое существо назвать братом?!

Стоп. О покойнике нельзя так говорить, каких бы глупостей тот не наделал при жизни. Но полгода назад Сергей был ещё жив, и Глеб с трудом сдержался, чтобы не придушить братца собственными руками. Нет, он не стал устраивать истерик в Маринкином духе. Молча развернулся и ушёл. Как ему показалось, в момент расставания Сергей был как никогда близок к тому, чтобы открыть карты. Но так и не открыл. А Глеб по пути домой чуть было не расшиб к чертям многострадальную «десятку»!

«А ведь не психани я тогда, всего этого могло бы и не случиться. Сергей хотел открыться. Просто я никудышный психолог. Вообще никакой. Но ведь я и не психолог вовсе! Всё равно это моя вина. Я ответственен за то, что родной брат лежит сейчас под пластами сырой земли и... разлагается. Я и никто другой!»

Глеб вздрогнул и залпом осушил стакан.

– Придурок! Ты чего делаешь?! – тут же отреагировала Марина и залепила мужу такую оплеуху, что тот даже не нашёлся, что ответить.

В ушах звенело, Глеб глупо вращал помутневшими глазами.

– Я... Сам не понимаю...

– Нам же назад ещё ехать. У тебя дети одни дома! Забыл?

Над столом народился шорох: он вылез из-под скатерти, расправил замшелые крылышки и, окинув фасеточными глазами комнату, порхнул в сумрак. Тут же отскочил от потолка, принялся расти, занимая всё большее пространство над головами людей.

– Мариночка, так это сто грамм всего. Даже алкатестер не покажет.

– Ага, не покажет! – Марина гневно посмотрела на говорившего Зимина, которого она и не знала толком. Затем принялась озлобленно трясти отбитой кистью.

«Тоже мне, философ, хренов, выискался! – думала она, обводя сидящих злобным взором. – Советчик недоделанный, блин!»

– Господи, дай мне сил... – проскулила из своего угла мама Глеба, отчего Марина аж вздрогнула: сердце сытым филином свалилось в пятки, а в руках поселилась нервная дрожь; кончики пальцев несильно покалывало.

...Маринина бабка тогда причитала точно так же: «Господи, дай мне сил! Господи, дай сил МНЕ!» – И на ей по губам. На! Чтобы невольно было всуе всякую околесицу в доме про нечистых нести. Да-да, именно так! Что б враз всех мертвяков из башки повыбить. Дед Поникар, напоминавший беспокойного рака-отшельника, суетился рядом и тоже бубнил невесть что, на счёт мародёрства и «нынешнего оголтелого поколения никчёмышей, за которыми только глаз, да глаз нужен, иначе они ещё и не такого навертят».

Марина ничего не понимала и лишь беспомощно щурилась всякий раз, как костлявая рука старухи хлёстко била её по губам. В голове царила настоящая вакханалия, а за её медным звоном всё явственнее ощущалось стремительное наступление ЧЕГО-ТО извне. Это было оно – БЕЗУМИЕ; мягкие шажки лапок с крошечными подушечками – так подкрадывается хищник, маскируясь под шорох травы. Затем с Мариной случилась истерика, и больше из событий того ужасного дня она ничего не запомнила.

– По мне, так можешь и вовсе нажраться, – прошипела Марина. – На такси уеду, – она встала из-за стола и направилась к выходу.

– Марина! – Глеб хотел было поймать жену за руку... но это оказалась лишь тень; эфемерная подделка под плоть извернулась, окатила флюидами ненависти и просто растворилась.

– Оставь ты. Это нервы всё. Пускай «перекурит» малость – сейчас всем не по себе, – Славин смотрел мимо Глеба, потом спохватился и махнул очередную стопку. Из всех, присутствующих за столом, он был самым близким другом Сергея – ещё с тех незапамятных времен, когда они вместе пропадали за гаражами.

– Да уж, сегодня и впрямь денёк не из лёгких, – выдохнул Зимин, размышляя о чём-то своём.

Старушка в уголке снова заплакала.

– Тут такие дела... – отрешённо произнёс молчавший до сих пор Стасюлевич.

Его Глеб не знал совсем.

«Наверняка один из последних Сергеевых дружков, которых почему-то оказалось намного меньше, чем вроде бы должно было быть на деле».

Хотя, по любому, прийти, проститься с другом, по известным причинам, отважились не все.

– Что-нибудь серьёзное? – отрывисто бросил Зимин и тут же замолчал, поняв, насколько по-идиотски звучит сегодня данная фраза.

– Серьёзное, – выдохнул Славин, машинально «обновляя» стаканы.

Глеб ничего не сказал; он продолжал смотреть в одну точку, желая, чтобы вся эта сцена показной скорби поскорее закончилась.

– Ко мне тут следователь на днях приходил, – вздохнул Стасюлевич. – Расспрашивал всё...

– О чём? – спросил Зимин.

– Обо всём.

– Но ведь дело вроде как закрыто уже, – занервничал Зимин.

– Вот именно: вроде как... – Стасюлевич исподлобья посмотрел на Глеба – хотя посмотрели, скорее всего, все; просто Стасюлевич сидел ближе всех и единственный попадал в область периферического зрения.

– Ты ничего не знаешь? – спросил Славин.

Глеб неопределённо пожал плечами.

– Он ведь брат твой, как-никак, – зачем-то добавил Зимин.

Глебу захотелось просто наподдать по этой наглой роже, решившей так некстати поумничать; однако он быстро осознал, что мордобой сегодня тоже совсем не к месту и мысленно заставил себя не кипятиться почём зря.

– Брат, – Глеб усмехнулся. – Да любой из вас о Сергее побольше моего знает, потому что вместе делишки свои и прокручивали. Или вы тоже водителями были?.. – Глеб почувствовал, что хмелеет, однако о сказанном ничуть не жалел – давно пора уделать этих ХИТРОЖОПЫХ придурков, возомнивших себя Спинозами.

Славин дёрнулся, но тут же взял себя в руки, и лишь мельком глянул на старушку в углу.

– Давай выйдем, – предложил он. – А парни тут о своём пока потолкуют.

– Нет, а что следователь-то хотел? – не унимался Зимин.

– А то ты не знаешь... – растянуто произнёс Стасюлевич, попутно «опрокидывая» очередную стопку.

Глеб поднялся, посмотрел на мать.

«Интересно, – подумал он, – а вправе ли я сегодня вообще уезжать?..»

Славин подцепил Глеба за руку. Вдвоём они вышли на кухню, не обращая внимания на ожившие под ногами скрипы.

8.

Светка не шла, а буквально летела. Кругом грустила осень – всеобщее увядание, угасание, умирание, – а в душе наконец-то наступила оттепель. Долгожданная весна, и к чертям, что календарь свидетельствует об обратном!

«Это всего лишь мелованная бумага, типографская краска и вера людей... в то, что всё действительно так, а не иначе. Но бывает и наоборот. Достаточно лишь заставить сознание поверить в чудо».

Светка шагала уже практически вприпрыжку, отчего Юрка неизбежно отставал, не в силах совладать со своим тяжеленным «скафандром». Дождик закончился, но легче от этого не стало: выпавшая влага превратилась в сгустки тумана и теперь медленно ползла вверх по зданиям в виде удушливых испарений.