В львиной шкуре (продолжение - 2)
Шрифт:
Когда яд завершил своё дело, и дыхание обоих князей остановилось навсегда, Захар сначала скрутил первый кушак и сделал из него петлю, а затем второй. Балка, проходящая через центр горницы, послужила хорошей виселицей. Попотев ещё минут десять, мужчина сделал то, что хотел: над спящими вповалку дружинниками висели два тела. Несколько раз перекрестившись и прочитав молитву, он поднял лампу с пола и уже хотел покинуть комнату, как ему в голову пришла интересная мысль: "А если затворить дверь изнутри?" Оглядев внимательно задвижку, мужчина достал из кармана небольшой моток нити и привязал торчащий наружу конец к ней. Привязал хитрым способом, подсмотренным у моряков, после чего аккуратно выбрался наружу, держа в одной руке моток, а в другой лампу. Поставив последнюю на пол, Захар притворил дверь и начал не спеша
— Ну, что там? — потеряв в ожидании всякое терпение, прошептал подкравшийся к брату Глеб.
— Не беспокойся, — с мстительной улыбкой ответил тот, вытирая мокрое от пота лицо, — черти уже обоих поджаривают…
На улицу выходили той же дорогой, по которой попали в дом. Оглядев внимательно подворье возле терема, Захар спросил:
— Ты не помнишь, где наши попутчики?
— Отроки увели всех на постоялый двор.
— Вот и нам нужно незаметно туда пробираться.
— Ужо проберёмся. Там сейчас, наверное, тоже сонное царство. Ты сам всех угощал от души, — несколько нервно хохотнул Глеб. — Все восемь бочонков выпиты подчистую.
— Не восемь, а десять. Те, что я подарил Борису, тоже, скорее всего, пусты…
Дорога на постоялый двор заняла не больше двадцати минут. Ворота стояли нараспашку. Глеб оказался прав, все перепились и позабыли обо всём на свете. "Эх, десятника на них нашего нет, — подумал Захар. — За такую беспечность вот бы им всыпал…" Закрыв ворота на запор и стараясь не шуметь, братья не стали заходить в дом, а легли спать на сеновале, где по громкому храпу определили ещё парочку своих попутчиков.
Ранним утром сенная девушка постучалась в комнату, где накануне пировали князья.
— Демид, отрой что ли, — позвала она негромко прислужника. — Я рассолу холодного принесла.
— Сейчас, сейчас, — послышалось пыхтение из-за двери.
Мужчина, спавший в прихожей, отреагировал на стук довольно быстро. Сказывалась многолетняя привычка. Нехотя поднявшись с овчинного тулупа и сладко потянувшись, он пошаркал к двери.
— Ну, что там у тебя? — спросил Демид, впуская девку вовнутрь.
— Говорю же, рассолу холодного принесла к господнему столу, — кивнула та на пузатый жбан.
— Дайкось я сперва хлебну…
— Куды губищи тянешь? — огрызнулась девка, отодвигая руки со жбаном в сторону. — Иди, обмойся сначала, а то козлиной воняешь. Нечего своей слюной портить княжье питьё!
— Фи, подумаешь! — хмыкнул Демид и сделал шаг в сторону, пропуская строптивицу вперёд.
— А-а-а!!! — через пару секунд раздался дикий вопль, и жбан с рассолом грохнулся об пол.
Когда поднятая криком тревожная суета немного улеглась, и обоих князей вытащили из петли, то обнаружилось, что оба кушака принадлежали им. Только каждый повесился на кушаке брата.
— Сами удавились! — в гнетущей тишине выдохнул кто-то из бояр.
— Что делать теперь станем? — задал вопрос другой.
— Грех-то какой! — всхлипнула дородная женщина, командовавшая кухонной прислугой.
Остальной народ, набежавший в горницу на суматошный крик, поражённо молчал. Не стало больше их князей, олицетворявших собою надежду и опору. Мало того, умерли оба позорной смертью. Какой батюшка захочет отпевать самоубийц?
— А кушаки-то шёлковые — подарок польского круля Казимира, — произнёс один из дружинников. — Не иначе колдовством чёрным заговорённые…
— Точно! — подхватили остальные. — Без колдовства тут не обошлось. Извёл папский прихвостень наших князей!..
Это заявление и стало официальной версией гибели великокняжеских братьев. А в Москву в тот же день были отправлены гонцы, чтобы доложить Ивану III о случившемся, а так же передать просьбу о позволении вернутся всем в свои земли.
Глава 12. Москва
Весть о том, что польский король уморил братьев Великого князя, произвела в Москве эффект разорвавшейся бомбы. Иван III, находившийся в Коломне, откуда руководил всеми войсками, получив с гонцом эту новость, вначале даже отказался в неё верить. Потом решил, что между братьями и Казимиром IV произошла битва, в которой король победил.
Однако случившееся событие требовало его личного присутствия в столице, куда он вскоре и отправился. Город встретил князя тревожным ожиданием близким к панике, так как слухи распространялись один страшнее другого. Кто-то говорил про бесчисленные полчища татар, кто-то про войска польского короля и ливонских рыцарей… Решив разобраться со слухами позже, он потребовал правды по поводу братьев. Правда шокировала! Получалось, что Андрей и Борис спьяну сами залезли в петлю? Каким бы суеверным Великий князь не был, но в колдовство не верил. Зато знал про чертей, которые мерещатся людям с перепоя. Подобных историй хватало. Но это как же нужно было упиться?.. Хотя, он так же допускал мысль, что кто-то из бояр, решив ему угодить, вздёрнул обоих мятежников. Но пока подтверждений данной версии не находилось. Как бы то ни было, Иван III вызвал к себе князей Оболенских — Василия и Петра, служивших до этого его братьям и присланных в Москву ещё весной в качестве послов, и велел отправляться в Великие Луки. Люди и дружины поступали под их командование. Первых следовало вернуть по домам, а вторым срочно прибыть в Серпухов. Скорее всего, приближался час решающей битвы с Ордой и лишние воины точно не помешают. А зла он ни на кого не держит, о чём извещал вчерашних мятежников письменно.Предложенная версия смерти братьев вполне устраивала Великого князя. Во-первых: ему меньше всего хотелось, чтобы их гибель как-то связывали с ним. А ведь могли, даже несмотря на его невиновность. Во-вторых: чем больше у людей будет ненависти к Казимиру IV, тем лучше. Это давало прекрасный повод со временем объединить под рукой Москвы все русские княжества, многими из которых сейчас владела Литва. И в-третьих: в сложившихся обстоятельствах уделы, принадлежавшие братьям, вполне законно переходили к нему. Правда, у братьев оставались жёны и малолетние сыновья… Но все они находились в Витебске. Требовалось под уважительным предлогом выманить их оттуда, и привезли в Москву. Конечно, обижать сирот никто не собирался, тем более ещё была жива Великая княгиня Мария Ярославна — мать Ивана III. Весть о страшной трагедии сильно ударила по ней, но не сломила эту сильную женщину. Она потребовала от сына подробно разобраться в причине смерти братьев. Версии колдовства и пьяного морока ею не признавались. Мало того, от неё даже поступил упрёк, что в их смерти виноват Великий князь, на что тот сильно огорчился. Однако нашёл заступника в лице митрополита Геронтия.
— Сыновья твои Бога отринули, — вещал он. — Отцов святых прогнали, которых к ним для переговоров отправляли. Грамоты крамольные по городам рассылали и людишек на бунт подбивали. А ведь было предостережение, что ждёт наши земли час сурового испытания. По предсказаниям Сергия Радонежского начали мы жить, положась на новое летоисчисление, дабы уберечься от грозной опасности… И что же? Они в тяжёлый для державы час смуту учинили, против божьего предначертания пошли! Так что смирись в своей скорби и напраслину на других не кликай.
Митрополит говорил эти слова не просто так. Он напоминал Великому князю о грозных предостережениях, так как прослышал, что нашлись среди бояр люди, которые предлагали завершить дело с Ахматом полюбовно. То есть откупиться. Страх за свои богатства был сильнее веры в Государевы рати. Только чем больше глисту кормишь, тем сильнее её аппетиты. И пока не прогонишь, не успокоится. А ещё со сменой летоисчисления церковники в себе новые силы почувствовали что ли. Люди-то на Руси теперь живут так, как они решили, опираясь на пророчество Сергия Радонежского. Не это ли подтверждение Божьей воли?
— А ты, Иван Васильевич, почему в Москве сиднем сидишь? — между тем перевёл Геронтий разговор в иное русло. — Дружины твои рубежи блюдут, и тебе надобно быть с ними заодно!
Великий князь так изумился от неожиданного перехода с темы на тему, что даже не успел рассердиться. Весть о смерти братьев вынудила его оставить Коломну и прибыть в Москву. А тут на — тебе, чего ты здесь, а не там?
— А ещё скажи мне, — продолжал вопрошать митрополит, — пошто ты супругу свою с детьми и казною отправил на Белоозеро? Или не надеешься удержать нечестивых ордынцев на рубежах? Хочешь пустить окаянных к Москве? Так знай же, что народ московский в большом смятении и требует от тебя ответа!