В моей смерти винить президента... (сборник)

Виктор Сергеевич : – А он блудливый?

Руфина : – Очень!

Виктор Сергеевич бросается к чемодану Янины, открывает его.

Виктор Сергеевич (шёпотом): – Кажется, я хочу её... Кажется, это случилось! Кажется... хочу.

Достаёт из чемодана стринги, растягивает в руках, смотрит с недоумением...

Руфина (с жалостью): – А пирог мой малиновый не хотите?

Виктор Сергеевич : – Хочу. Это удивительно – хотеть пирог, когда тебе осталось жить всего месяц... Какой смысл есть, пить, дышать, если всё равно через месяц умрёшь?! (Продолжает с удивлением смотреть на растянутые трусы).

Руфина : – Все там будем.

Виктор Сергеевич (орёт): – Да не «все там будем», а я один! Через месяц! Всего через месяц!! И нет другого пути! Свернуть некуда! Некуда!!! Летишь в лобовое столкновение со смертью, а руль заклинило, ни туда, ни сюда!.. Ни уйти, ни свернуть, ни договориться, ни заплатить за своё спасение! Чёртовы метастазы... Ни влево, ни вправо, только вперёд – в могилу.

Руфина : – Так я принесу пирог?

Виктор Сергеевич : – Вы не знаете, что это такое? (Показывает стринги).

Руфина отбирает у него трусы, суёт в чемодан и старательно закрывает его.

Руфина : – Не нужно шариться в чужих вещах. Это нехорошо, даже если у вас метастазы. Так я несу пирог?

Виктор Сергеевич : – Пирог?! Какой пирог?!

Руфина : – Малиновый!

Виктор Сергеевич : – К чему он?

Руфина : – Есть!

Виктор Сергеевич : – А зачем его есть?

Руфина : – Для удовольствия.

Виктор Сергеевич : – А зачем мне это удовольствие?! Зачем?! Я всё равно умру, у меня ме.... та... ста... (Садится на стул и громко рыдает).

Руфина (гладя его по голове): – Зря вы так. У меня подружка с метастазами уже три года живёт. А ей полгода давали. А она... волю в кулак, и – живёт! Утром зарядка, днём пробежка, вечером – холодные обливания.

Виктор Сергеевич (сквозь слёзы): – Ужас. Я не смогу так. Я лучше через месяц, но без холодных обливаний. (Снова громко рыдает).

Руфина : – Да тут не в обливаниях дело, а в твёрдом решении жить. Метастазы, они характера бояться. А обливания, это так... для тонуса. Так я принесу пирог?

Виктор Сергеевич (уткнувшись лицом в стол): – Неси.

Руфина : Ещё супчик грибной есть. И фруктовое желе. И цыплёнок в клюквенном соусе.

Виктор Сергеевич : – Неси.

Руфина : – А ещё...

Виктор Сергеевич (отрывая заплаканное лицо от стола): – Всё неси. И ведро ледяной воды!

Руфина уходит.

Звонит телефон.

Виктор Сергеевич неохотно берёт трубку.

Виктор Сергеевич : – Да. Да, Мишаня, привет ещё раз. Да, я её захотел, но она почему-то убежала. Чёрт их знает, этих особ лёгкого поведения! Я ж первый раз к ним обращаюсь! Может, я неправильно себя вёл? Да, денег дал, вином напоил. Что ещё надо? Ну, да, про болезнь сболтнул... Ах, чёрт! (Бьёт себя по лбу). Не надо было?! Ну, я ж не знал, я первый раз. За такие бабки и про болезнь поговорить можно. Нервные они какие, надо же! Да нормально я себя, Мишань, чувствую. Нет, ничего не болит. Пирог вот собрался есть. Малиновый. (Смеётся). Представляешь, мне жить всего ничего, а я преспокойненько лопаю малиновый пирог! А знаешь, в этом есть даже какой-то кайф – знать, что тебе осталось жить всего месяц. Месяц!!! Сколько дней в этом месяце? Тридцать! Сколько часов? Семьсот двадцать! Это же до хрена, Мишань! Семьсот двадцать часов я могу двигаться, говорить, дышать, есть вкусные пироги, вызывать проституток, садить горящие самолёты подальше от города и укачивать чужих орущих детей! Мишань, я проживу ещё вечность – семьсот двадцать часов! Что?! Завещание?! Нет, не написал... Я как-то об этом не подумал. Да, да, конечно, дом на Рублёвке, деньги на счетах, сеть антикварных магазинов, вилла в Майами, яхта, коллекция картин... (Замолкает. В ужасе). Я всё это должен кому-то завещать, Мишань?!! (Молчит некоторое время). Ну, нет. Я буду жить вечно. Метастазы, они, знаешь ли, боятся твёрдого характера и холодной воды. Я не шучу, Мишаня. Ну кому мне всё это завещать? Соседской кошке?! С жёнами я развёлся сто лет назад, детей у меня нет, никого у меня нет, кроме себя самого! Позвонить своему адвокату? А кто у меня адвокат? Ладно, Мишань, придумай что-нибудь, я тебя умоляю.

Задумчиво кладёт трубку. Оглядывает гостиную, задержав взгляд на картинах.

Виктор Сергеевич (тихо): – Господи, я не могу умереть... не могу... У меня ни адвоката, ни завещания, ни наследников... (Гладит стол и стул, на котором сидит).

Сцена третья

Входит заплаканная Янина.

Янина : – Я тут подумала, что раз уж вы так смертельно больны... и вам осталось жить всего месяц...

Виктор Сергеевич : – То что?!

Янина : – То я должна, я просто обязана исполнить ваше последнее желание!

Она быстро снимает юбку, топ, и ложиться на диван в позе покойника: руки на груди, ноги вытянуты, глаза закрыты.

Виктор Сергеевич : – Смело. А главное – неожиданно, учитывая, где ты работаешь! А чего ты сразу ломалась-то? Тебя испугала моя болезнь? Так она незаразная. (Садится на край дивана, рядом с Яниной). Хочешь стать моей наследницей?

Янина (без эмоций): – Нет.

Виктор Сергеевич : – Почему? Я очень богат и у меня нет наследников.

Янина : – Я не верю в лёгкие деньги.

Виктор Сергеевич : – Молодец. (Встаёт и прохаживается по комнате). Молодец! Но у меня только на счетах больше десяти миллионов долларов, а ещё этот дом, вилла в Майями, десятиметровая яхта, коллекция картин, сеть антикварных магазинов и...

Янина (вскакивая): – Нет! Нет, нет и нет!!! Я боюсь ваших вилл, ваших миллионов и ваших яхт! Мне бабушка говорила, что каждая копеечка должна быть заработана собственным потом, иначе счастья не будет.

Виктор Сергеевич : – Да я на блюдечке тебе это счастье преподношу! С рублёвской каёмочкой! Через месяц ты станешь богата, заимеешь свой бизнес, свой дом и кучу богатых поклонников! И для этого не надо пыхтеть под козлами, которые любят пиво! Ну... иногда только будешь приносить на мою могилу большой букет белых роз.

Янина (закрывая руками грудь): – Счастье – это не деньги, не дом и не яхта.

Виктор Сергеевич (подбегая к ней): – А что? Что?!!

Янина (обнимая его за шею): – Счастье – это благородный поступок. Вот вы захотели перед смертью меня... Я готова! И не за деньги, а просто так.

Виктор Сергеевич (отрывая от себя её руки): – Дура. И бабка твоя дура. Да ты знаешь, сколько девчонок твоей профессии сочли бы моё предложение просто волшебным? А ты... дура. Благородный поступок! У каждого благородного дела есть две стороны – показушная и показушная. Вот ты мне сейчас отдашься – несчастному раковому больному, – а потом всю жизнь будешь ждать: а когда же мне воздастся за это доброе дело?! Подружкам будешь рассказывать про свой подвиг, и сокрушаться – а где же награда, где приз?! А я тебе сразу предлагаю – бери! Бери мою плату, пока я живой, богатый и добрый! Дай мне сделать этот благородный поступок – осчастливить бедную девушку!