В моей смерти винить президента... (сборник)

Руфина : – Я к вам привыкла, Виктор Сергеевич. А беспокойство – это обычное человеческое чувство без претензии на место в раю.

Виктор Сергеевич : – Это ты на что намекаешь?

Руфина : – Ни на что.

Виктор Сергеевич : – Нет, это ты намекаешь, что я место в раю покупаю, а ты зарабатываешь его честным ежедневным душевным трудом.

Руфина : – Ни на что я не намекаю! Я вообще в загробную жизнь не верю!

Виктор Сергеевич : – Ка-а-ак?!!

Руфина : – Вот так. Умер и умер. Никакого рая и никакого ада.

Виктор Сергеевич (хватаясь за голову): – Ты хочешь сказать, что от меня останется только прах и никакой тонкой субстанции?! Никакого энергетического поля?!

Руфина (топая ногой): Ничего такого я не хочу сказать! Я тут пыль вытираю и караулю, чтобы вы не сделали себе эхтуна... Руки на себя не наложили! Грех это!

Виктор Сергеевич (задумчиво): – Ага, значит, в грех мы верим, а в ад и рай – нет!

Руфина : – Не цепляйтесь к словам, Виктор Сергеевич. Это неинтеллигентно. (Хочет убрать фотоальбом в шкаф).

Виктор Сергеевич : – Стой!

Руфина замирает.

Виктор Сергеевич : – Помоги мне выбрать фотографию на памятник. Я сам не могу. Руки дрожат, слёзы глаза застилают.

Руфина заметно оживляется.

Кладёт фотоальбом на стол, открывает его. Садится рядом с Виктором Сергеевичем.

Вместе листают альбом.

Руфина (берёт фотографию): – Вот эта хорошая. В костюмчике, с галстучком, лицо чисто выбрито, взгляд серьёзный. Красиво смотреться на кладбище будет.

Виктор Сергеевич : – Нет, только не эту. Я тут на члена политбюро похож. И потом, у меня тут взгляд не серьёзный, а злой. Я тогда с Надеждой Викторовной развёлся, и она у меня чего только не отсудила: и ложки, и вилки, и телевизор, и два кресла Викторианской эпохи и китайскую вазу семнадцатого века... Кошмар! Нет, нет, только не эту. Не хочу взирать на мир с памятника глазами обобранного мужа.

Руфина : – Тогда вот эту. Посмотрите-ка, вы тут так светло и лучисто улыбаетесь.

Виктор Сергеевич (строго): – А это прилично – улыбаться с памятника на кладбище?

Руфина : – А почему нет? Вы ж не всегда покойником были. Улыбались вот иногда. (Отводит руку со снимком подальше, наклонив голову, рассматривает его).

Виктор Сергеевич : – Ладно, эту, так эту. (Забирает у Руфины снимок, прячет в карман халата). Тем более, что улыбаюсь я тут оттого, что надул на пять тысяч долларов одного идиота-клиента. Он продал мне старинный шкаф за...

Руфина (махнув рукой, резко встаёт): – Ой, не понимаю я ничего в ваших шкафах! А улыбка хорошая. Кто не знает, отчего вы тут расплылись, подумает, что при жизни вы были добрый, жизнерадостный человек. Вас пожалеют, перекрестятся у могилки, посмотрят, сколько лет вы прожили, головой покачают – вроде бы и немало, но ещё жить бы да жить.

Руфина ещё раз протирает стол. Собирается выйти, но останавливается.

Руфина : – Вы не отравитесь?

Виктор Сергеевич : – Нет.

Руфина : – Не повеситесь?

Виктор Сергеевич : – Нет.

Руфина : – Не застрелитесь?

Виктор Сергеевич : – Руфина, ну какая же это эх... эвтаназия – пуля в лоб?! Какая же это безболезненная смерть?!

Руфина : – Так я могу уйти?

Виктор Сергеевич : – Иди. Нет, стой.

Руфина замирает спиной к нему, у двери.

Виктор Сергеевич : – Скажи, Руфина, если бы тебе через месяц предстояло умереть, что бы ты сделала?

Руфина, не оборачиваясь, минуту думает.

Руфина (тихо): – Ничего бы не сделала. Жила и жила бы, сколько отмерено. Месяц так месяц, неделю так неделю, час так час...

Уходит.

Виктор Сергеевич надевает очки с толстыми стёклами, достаёт из кармана фото и дальнозорко рассматривает его, отведя руку подальше от глаз.

Виктор Сергеевич (бормочет): – Месяц так месяц, неделю так неделю, час так час. Счастливые люди эти слуги! Не нервы у них, а канаты... (Прячет фото в карман, снимает очки). Ведь не сама смерть страшна, а её ожидание. Секунды капают, а ты ждёшь – где они, предвестники скорого конца? Где?! Вот глаз дёрнуло, или в боку защемило, или ногу свело, это что – ВСЁ? Конец твоей жизни? Смерть?! (Вскакивает, и, приложив руки рупором ко рту, орёт). Я не хочу умирать! Ни через месяц, ни через день, ни через час! Я хочу жить вечно! Кому заплатить за это?! Кому?! У меня есть деньги! У меня много денег! Я не хо-чу умирать! Мне тут нравится!!! Я доволен собой! Я доволен своим домом, своими картинами, своими шкафами, своими стульями, своей яхтой и своей жизнью!!! Я не хочу на кладбище! Я не хочу улыбаться с памятника улыбкой пройдохи, обманувшего своего клиента на пять тысяч долларов! Я хочу жить! Где мой горящий самолёт?! Где мой орущий ребёнок?! Где моя проститутка?!!

Пинает ногой стул, тот с грохотом летит в противоположный угол гостиной.

Виктор Сергеевич, хватаясь за ушибленную ступню, прыгает на одной ноге.

Входит Янина. Испуганно смотрит на Виктора Сергеевича.

Виктор Сергеевич : – Ты не знаешь, почему у меня ничего не болит?

Янина : – Заболит ещё. Впереди целый месяц.

Виктор Сергеевич : – Добрая девочка. Спасибо на ласковом слове.

Янина : – Я ж не специалист. Я чисто интуитивно. У нас на работе у буфетчицы рак был, так у неё тоже ничего не болело, только настроение сильно плохое было.

Виктор Сергеевич (с живейшим интересом): – Ну и?

Янина : – Что?

Виктор Сергеевич (раздражённо): – Что с буфетчицей-то?

Янина : – Умерла.

Виктор Сергеевич (разочарованно): – Э-эх!