В море – дома! Славный мичман Егоркин

Третий раз корабль ошвартовался лихо, красиво и даже где-то – легко.

– Как на картинке! – наконец, прервал свое молчание Тихов. – Молодец, Крутовский!

– Не многим хуже меня! – похвалил и Караев, обычно не больно-то щедрый на похвалу. – Замечания потом разберем, сам, видно, понял, что к чему! А в целом – неплохо! – заключил командир и облегченно вздохнул.

На палубе уже вовсю распоряжался старпом. Моряки ставили трап, заводили дополнительные концы, приводили в порядок шпили и швартовные устройства.

На борт поднялись комбриг и Громяковский, приняли доклад командира. И вот тут уже разрешили подняться на борт встречающим. Караев незаметно подозвал к себе Нетребко и тихо сказал: – Давай. Михаил Васильевич, готовьте с Пашей Петрюком «натриморд» у меня в салоне, и личному составу – праздничный обед. Офицеры, по возможности на берег сойдут… а впрочем… Аппетит после трех дней шторма будет зверский! Выдержат его твои запасы-то?

– Опять обижаете, товарищ командир! – делано возмутился помощник по снабжению. – Все уже давно сделано! А насчет запасов – так не первый и не последний день служим! – хвастливо сказал офицер и довольным жестом разгладил свои рыжеватые усы.

Тихов прислушивался к веселой суете, краем глаза наблюдал за молодыми офицерами и мичманами, и чувствовал себя каким-то лишним на этой радостной встрече. Он вспоминал, когда его раньше тоже радовали и возбуждали такие моменты… И где-то завидовал! «Да, утратил я уже, видно, «вкус халвы»! Вернется ли он еще в этой жизни? – устало подумал он.

Известие о том, что за ним давно уже из дивизии выслана машина, не вызвала у него никакой реакции. «Ну, часом раньше, ну, часом позже – в пустую квартиру, где даже кошка не ждет? Соседям отдал, чтобы с голоду не спятила! Завтра-послезавтра заберу. Если опять в море не «зарядят»! Завалиться, что ли, к кому из друзей, без предупреждения?» – обдумывал он варианты. Тихов, по обыкновению, открыл было рот, заготовил ругательства и… закрыл, вспомнив про женщин и детей. «Одичал в «мужчинском» обществе-то!» – нашел удобную причину утраченного самоконтроля Тихов, и обреченно потопал в каюту командира, где его точно ждали, и где-то даже были рады.

– «Натриморд»-то, достархан, наверное уже накрыт, стаканчики вспотели от замерзшей водки… а почему бы и нет? Дело сделано – вроде как и магарыч с командира! – пошутил сам с собой начальник штаба, входя в салон Караева.

– От замерзшей водки.

Хрипнут наши глотки…

Припомнил Тихов куплет военной песни…

К Крутовскому подошел улыбающийся Журков, закончивший со швартовкой на юте.

– Класс! – сказал он восхищенно и протянул руку. – Поздравляю! С тебя – простава! Не каждый раз швартуешься на глазах у восторженных женщин!

– Само – собой! Когда за мной пропадало? – пожал плечами Андрей. «В сущности Журков не плохой мужик!» – подумал он благодушно и решил отложить планы мщения «на потом».

– А у меня бы получилось не хуже! – ревниво вставил Журков.

– Нет, ты, все-таки, зануда, и – зараза! – заключил механик, одетый в привычный комбинезон, с неразлучной ветошью в руках. В кармане торчал гаечный ключ – сам Балаев как-то уверял, что с ним ему легче думается над инженерными проблемами.

– «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны! «– тоже заступился за Крутовского Меркурьев, заодно «уев» самого артиллериста, известного своей вредностью: – Товарищ Журков! Я считаю, что на юте швартовой команде еще есть чем заняться! Проследите, пожалуйста! – сказал старпом, надавив на «пожалуйста».

– Да ладно вам, уже и пошутить нельзя! – ответил Журков и недовольно потащился на ют, к своим пушкам.

На причале уже стоял Сурков и его приятели – молодые офицеры с соседних кораблей. Он, размахивая руками, как сельский ветряк, рассказывал им какой был шторм, и какие волны, иногда кивая в сторону своего «бычка».

Егоркин, Петрюк и Гузиков стояли под руки со своими женами и о чем-то мирно беседовали. Крутовский учтиво поздоровался с женщинами. Его жены не оказалось – угораздило уехать с подругами в «Большую деревню» за покупками именно в этот день. Да и кто мог знать заранее – не боевая же служба, а просто рядовой выход! Просто поход!

– Вот теперь, товарищ капитан-лейтенант, можно и планах на ближайшее будущее поговорить! – сказал Егоркин, намекая на разговор в главной базе.

– А! – устало махнул рукой Андрей. – Сегодня на борту – я! Так что – счастливого отдыха!

– А кого я вижу! – радостно сказал замкомбрига Громяковский, вывернувший из-за группы офицеров и их жен. Он радушно протянул руку для приветствия и, от избытка чувств, хлопнул по плечу. Андрей зашипел от неожиданной боли.

– Ох, извини, дорогой! Честно, я забыл, что ты тут подвиги совершаешь! Конечно, «чайник» тебе, с одной стороны, начистить бы надо – но только за то, что не доложил. А с другой, вот что за матросом кинулся – молодец, да и по другому поступить – тебе же думать было просто некогда! Наградить бы следовало!

– Ага, уже заложили? Скорость стука, как скорость звука? У нас лучшая награда – это когда тебя прилюдно не изодрали!

– Да, любишь ты свое командование – сразу видно! – согласился Громяковский. – Ну почему сразу – заложили? Доложили вот! И не то, чтобы прямо сразу. А только – сейчас, и с восхищением и тихой завистью! – сказал замкобрига и поспешил к другим офицерам.

Удивленно покачивая головой, флегматичный механик стоял у борта, внимательно рассматривая ободранный штормом, прямо до рыжего сурика, борт, погнутые леера, сорванную с кильблоков и лежащую на боку шлюпку, которая лишь чудом не улетела в море в разгар шторма. К Балаеву подошли мичмана. Оглядев все это, Петрюк тихо присвистнул: – Ну ни фига себе! Однако…

– Ну и как ваш поход за подвигами и приключениями? – ехидно поинтересовалась у Егоркина его жена, Светлана.

– Ну почему сразу – за подвигами и приключениями? Так себе – прогулка средней тяжести! – тоже сказал, недоуменно пожав плечами Палыч. Заметив рыжего Фоксина, который вдохновенно врал о своих подвигах таким же зеленым матросикам, он улыбнулся. «Оморячились, салаги!» – насмешливо подумал мичман. А вслух опять сказал:

– Да, Светочка, закончен еще один, и, всего лишь, просто поход!

Приключения вокруг бочки

…и из собственной судьбыЯ выдергивал по нитке…Булат Шалвович Окуджава

Северное лето. Не просто белая, а белая-белая ночь. А знаете ли вы, что вот то, что чванливые питерцы называют «белой ночью» по сравнению с нашей – это как галогенная лампа и сальная свечка! Точно говорю… Вот у нас в Заполярье… да, что там – сами знаете!

А сегодня… впрочем и вчера так было и, наверное, будет и завтра – и день серый, и ночь такая же…

И тащит, и тащит трудолюбивый ветер, заботливый и суетливый, как начинающий старпом, к нам прямо из «мокрого угла» хмурые, темно серые тучи – с промозглой мрачной моросью, с дождем, со снежной крупой. А то и снегом присыпает – невзирая на календарь. Но так бывает не всегда! И нам достается и яркое солнце и тепло и даже – загар. Не сказать, чтобы уж как-то часто… но все же лето!

Не горюй, моя мама, что бледный!Моих щек не коснулся загар!И у нас как-то выпало знойное лето!Я ж все лето на вахте в тот день простоял!