В море – дома! Славный мичман Егоркин

– Все ясно? Вопросы? – спросил далекий оперативный сквозь хрипы старого динамика.

– А почему – это хорошая новость? – удивился Николай.

– Так ты же становишься полновластным хозяином большого куска границы о-о-огромной страны! – издевательски хмыкнули «с того конца» радиоволны.

– Уроды, садюги, мать вашу! – сказал Жеребчиков заткнувшемуся динамику. Впрочем, без особого энтузиазма и изобретательности. Так, дежурное ругательство – оперативный, конечно, виноват тут меньше всего. Фортуна такая! Нагрешил где-то! Только вот где, интересно? Месяц почти с мостика не слезаю! Видно, ТАМ (он глянул в высокое небо), свои критерии и счетчики…

Но, тем не менее, Жеребчиков тут же построил на ходовом посту всех рулевых сигнальщиков и изодрал их с садизмом. Чтобы знали… а что они… а бдительность это…

Бодро и весело, на полном ходу рванулся ко входу в длиннющую губу довольный «погранец», как его злорадно еще называли рыбаки, «зеленая собака» – за вредность и дотошность. Раздались свистки «захождения» и корабли обменялись положенными приветствиями – с салютом флагами. Бобровский довольно отметил, что сигнальщикам тренировки не прошли даром, у погранцов дело вышло чуть хуже.

– Ага! Ишь как рванули, бурун – выше юта! Довольные, как слон в сезон дождей! – завистливо сказал штурман. Ему-то предстояло торчать в этой самой «точке» еще, как минимум, неделю, а там как Бог комбригу на душу положит… а что положит? Найдет – что!

Тут из-за мыска с финским названием выполз, весь в чаду от своих старых дизелей и белом пару от их треснувших «холодильников», небольшой катер, и уверенно взял курс на бочку.

– А вот и наш хлеб едет! – заключил помощник и началось: – Сигнальщик, «добро» с левого борта… шкафутовые… расходное подразделение… – рычала ГГС по верхней палубе.

Тем временем катерок подбежал и сразу уверенно ткнулся в предусмотрительно вываленные кранцы, аккуратно оплетенные сезалем. Матросы этого рейдового «подкидыша» ловко подали концы на борт корабля.

«В такой момент чувствуешь даже какое-то удовлетворение!» – подумал капитан-лейтенант Жеребчиков, глядя на болтающийся под бортом катерок: «Все-таки, мой корабль хоть кого-то, но больше!» и хмыкнул.

Матросы корабля и катера стали передавать друг другу мешки с хлебом и другим продовольствием, коробки с фильмами.

Тут на палубу легко перепрыгнул заместитель командира по политической части с соседнего корабля с тощим пластиковым портфелем-«дипломатом» в руке. По выражению его лица не было видно, что он хотя бы как-то был рад увидеть экипаж «братского» корабля.

– Вот, к вам на период дежурства прикомандировали! – по-фрондерски умышленно игнорируя установленную форму доклада сказал он, здороваясь за руку с Жеребчиковым.

– Ага, поздравляю – тебя и себя, приписной, значится! Давно не виделись! – буркнул тот в тон «командировочному». У обоих настроение соответствовало моменту и вспышке любви к окружающим не способствовало.

– Прислали б водки лучше! – насмешливо приветствовал его помощник старший лейтенант Дмитрий Бобровский избитой фразой из древнего кинофильма.

– А пошел ты! – беззлобно парировал гость.

– Что, Серега, поймали? – «сочувственно» спросил его командир. Их «собственный» штатный зам находился на какой-то учебе, а дозор – это, все-таки, боевое дежурство… оно обязывает… на всякий случай. Короче, Васильцева, только что вернувшегося с «морей» на своем корабле, и предвкушавшего некоторые береговые мирные радости, поймали на самом выходе с дивизиона и… привлекли.

– Сам виноват! – не унимался Бобровский. – Надо было – избегая недреманный взгляд командования, передвигаться короткими перебежками, используя складки местности и естественные укрытия! Как учили в школе… А ты… а ты – расслабился, а у нас – сам знаешь, как только расслабишься – так сразу и… Как написано на танковых воротах? «Североморец, не щелкай клювом!»

– Ага, конечно, но некоторых шибко умных отловили вместе с кораблем прямо в море и привязали к бочке – чтобы, значит, не утекли куда подальше!

– А куда же мы денемся от всей службы берегового наблюдения?

А час назад, в здании штаба, окна которого выходили (как будто специально) на единственную дорогу между причалами и поселком, в кабинете капитана 2 ранга Брюханова шла задушевная беседа.

– Ты пойми, Сергей Константинович – проникновенно увещевал «отловленного» Васильцева краснолицый начальник политотдела, – у тебя – все равно жена в отпуске, а у Маринцева – она вот-вот родит, одну не оставишь, когда Куликов приедет – это еще вопрос, Нешевелин грызет гранит науки на классах, Крымцеву надо хоть раз за три года в отпуск летом попасть… А я с Жеребчиковым договорюсь – тебе лучший прием и даже баню прямо в море организуют! – пообещал капитан 2 ранга.

Васильцев промолчал, а про себя подумал: «Вот с Колей Жеребчиковым я и так договорюсь, без тебя, благодетель! Конечно, добрый дядя – отправил все политотдельских бездельников в летние отпуска, сам за всех остался, амбразуры закрывать, «Александр Матросов» нашелся, с широкой грудью! Тудыт его в ёперный театр! Еще бы, политотдельские отпуск в любое другое время – кроме июля, воспринимают как личное оскорбление или даже – наказание за тяжкое преступления! А мы, сирые… мать иху…» А в слух сказал: – Мне бы в «деревню», сигарет закупить, выкурили всего в море орлы наши, до последней!

– Да, пожалуйста – вон мой «Уазик» стоит с обормотом Зинкиным, который там сидит прокладкой между рулем и сиденьем и читает какой-то бред – пусть сгоняет в магазин и тебя на причал прямо к катеру закинет!

– Ага, чтобы я, не исхитрился, не сбежал!

– Куда?

– А в госпиталь, например! Ну, это я так! Разрешите идти?

– Идите! – сказал мудрый начпо, а про себя подумал: «И тебе, родной, – всего того же самого!». Будучи офицером с большим опытом службы на всех ее ступенях, он-то точно знал, какие убийственные пожелания шлет ему прямо сейчас Сергей Васильцев, осыпанный прахом собственных разбитых надежд.

«Плавали – знаем! Хорошо еще, что нет в нем силы мистической, у записного-то атеиста! А то… одной диареей бы не обойтись… после всего вот этого!» Тут начпо довольно хмыкнул и потянулся, освобождаясь от некоторой стылой боли в области крестца. Кабинет начальника – тоже место повышенного риска – а для подчиненных, так особенно!

«А что делать – надо!» – усмехнулся он своим мыслям и довольный ходом событий, опять устроился в старом, добром, уютном кожаном кресле. Потом подтянул к себе стопку еще не разобранных служебных телеграмм, вчитался в первую из них, удивленно присвистнул и изобретательно, со знанием дела, выругался, что-то подчеркнув красным фломастером – для будущей работы.