В начале было Слово
Шрифт:
Ведь это Масличная Гора, через дорогу – Иерусалим, и Господь часто ночевал именно в селениях на этой горе. Скорее всего, по этим ступенькам ступали Его ноги… В это я верю безоговорочно. Раньше к ступенькам можно было приложиться, дотронуться и погладить… Сейчас они огорожены забором. Но они там есть, и больше мне ничего не нужно.
***
Ну и напоследок – подаю в монастыре записочки о здравии и упокоении. Проверяю, отдаю сестре за "ящиком" и вспоминаю – себя-то, как обычно, и не вписала… Бормочу вслух:
– Ой, себя забыла…
Матушка, осаждаемая со всех сторон паломниками и туристами, меня услышала и спокойно так, без паники – ничего, сейчас я Вас допишу…
Внимание –
Я, скромно так, – хотелось бы о здравии…
Смеялись мы с матушкой долго…
***
У меня замироточили иконы. Сразу несколько. Перед приездом Леночки я сняла шторы – постирать. Окно оголилось, резануло солнцем, а я взглянула на иконы и содрогнулась. Коленки у меня задрожали и я истошным голосом заорала – мамаа!!!
Мама, заранее схватившись за сердце, прибежала в комнату. ЧТО? ГДЕ? Я дрожащим перстом указала на иконы. Тут побелела и мама. Явные капельки и потеки не оставляли места сомнениям… Владимирская, Иверская… На моей любимой иконе Спаса Синайского капля была большая, истекала из книги в руке Спасителя, прямо из креста и, игнорируя все законы физики, делала резкий поворот вправо. Мы смотрели на нее и не знали, что с этим делать. Было немного страшно и очень непонятно. Капля держалась долго. Несколько дней, или даже больше.
А потом пришла мамина приятельница, увидела каплю, и, ничтоже сумняшеся, смахнула ее пальцем и помазала себя в районе груди. Простенько все, без заморочек. Наверное, эта капля была для нее…
Затем замироточила маленькая бумажная иконочка… С обратной стороны иконы появлялись мелкие веснушки, которые затем расширялись, увеличивались, и сливались в большие пятна… Эту иконочку я приклеила в Псалтирь. Чтоб не искушаться и не зацикливаться… Потом мироточения прекратились, и я до сих пор не знаю, к чему это было. Господь ведает. Наверное, для моего укрепления, ибо я шаткая, валкая, и непостоянная…
Зато я поняла, почему Он не дает нам чудес направо и налево. Потому что хватает этого ненадолго, и в вере ну никак не укрепляет. Странные мы создания, люди…
***
А карусель все так же стоит в заброшенном диком парке, ржавеет и скрипит, покачиваясь от резких порывов ветра… И лошадь там, и непотребные саночки, и лихой безбашенный конек-горбунок… Карусель мчится вместе с нашей планетой по ледяной Вселенной, но так будет не всегда… Придет бандит с большой дороги и резко дернет за стоп-кран…
Сначала будет страшно и непонятно, но потом… Потом мы увидим новое Небо и новую Землю… И не будет больше слез, печали и тяжкой болезни…
Спаси нас всех, Господи! Прежде нежели осудиши ны, спаси ны…
Пред судом Твоим кто устоит…
Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу,
и ныне и присно, и во веки веков.
Аминь
Благие намерения
Максим сломал руку. Случилось это до обидного просто. Вечером, после работы, он припарковался возле дома и, выходя из своей новенькой дорогущей иномарки, поскользнулся. Схватился было рукой за дверцу, но ноги, в не по сезону легких модных туфлях, неудержимо поехали куда-то под машину. Максим упал, крепко приложившись головой о ледяное крошево на асфальте и неловко подвернув под себя правую руку.
Перелом оказался сложным, так что сидеть дома теперь предстояло долго. Максиму принадлежал один из престижных салонов по продаже дорогих автомобилей, менеджеры и заместители были своими, проверенными людьми, и неожиданному отпуску он даже обрадовался. Руководить можно и по телефону. Максим всегда одевался "с иголочки", поэтому показаться в салоне
в футболке и гипсе казалось ему чем-то диким и даже неприличным.***
Первые несколько дней Макс блаженно отсыпался, валялся на диване в гостиной, щелкая пультом от телевизора, иногда лениво что-нибудь почитывал. Он любил фантастику.
Но оказалось, что жить с одной рукой – очень некомфортно. Даже одеваться поначалу самостоятельно не получалось. Жена, Маринка, со смехом натягивала на него носки, затем спортивные штаны и рубашку. Здоровую руку просовывала в рукав рубашки, а сломанную, вместе с гипсом, просто накрывала вторым рукавом. Спать тоже было неудобно. И на компьютере не поработаешь… В общем, через несколько дней трудолюбивый и активный Макс серьезно заскучал.
***
Маринка перемыла после завтрака посуду, чмокнула мужа в колючую, небритую щеку, и куда-то умчалась. Она не работала, но дел у нее было множество – тренажеры, салоны красоты, магазины, посиделки с подружками в кафе и ресторанах… Она Максима любила, никогда ему не изменяла, он это знал, и такую вольную ее жизнь воспринимал абсолютно спокойно. Тем более что как мама и хозяйка Маринка была идеальна. Даже домработницы и няни у них никогда не было… И как все успевала, непонятно.
Двенадцатилетний Кирилл громко крикнул "пап, я ушел", и в доме наступила тишина. Кирилл учился в элитном лицее, был абсолютно неизбалованным, вполне самостоятельным и рассудительным пареньком.
Послонявшись немного по квартире, изнемогая от скуки и ноющей боли в руке, Макс поплотнее запахнул рубашку и вышел на балкон. Прижался лбом к застекленной раме и стал смотреть вниз.
Комплекс многоэтажек, где они жили, был новый, дома выстроены кругом, а внутри этого круга каким-то чудом оказалась крохотная церковь. С двенадцатого этажа она казалась красивой игрушкой. Максим давно привык и к церквушке, и к колокольному звону и уже не обращал на них внимания. Он был нецерковный, неверующий, и даже не думающий на эти темы человек. Но сегодня почему-то смотрел и смотрел… Смотрел на церковь, на купольный крест, на заваленный сугробами церковный двор с одной расчищенной дорожкой, и глаз было не отвести. Красиво, все-таки, подумал Максим. Что-то в этом было такое… свое, родное, хоть и незнакомое.
Схожу! – неожиданно даже для себя, решил Макс. И тут же криво усмехнулся – в чем схожу? Вот в этих штанах и с голой грудью? Но желание побывать в церкви становилось прямо-таки навязчивым. Он заметался по квартире, потом вылетел в прихожую и распахнул шкаф. Так. Вот этим шарфом он замотается по возможности плотно, а вот эту куртку просто накинет сверху… На штаны никто не смотрит, да и выглядят они вполне прилично. (вообще-то, ничего "неприличного" в их гардеробе сроду не водилось). Оставалось решить проблему с обувью. Завязать шнурки кроссовок одной рукой у него не получится. Кожаные туфли без шнуровки он надеть, конечно, сможет… Но вот как это будет смотреться со спортивными штанами… Максим даже зубами скрипнул. Ничего не важно! Пусть будут туфли…
***
С трудом открыв тяжелую дверь, Макс осторожно вошел в полутемную церковь и осмотрелся. Справа был прилавок с книжками, иконами, свечами… Впереди что-то тускло поблескивало, но видно было совсем плохо. Свет горел только над прилавком, да еще смутно просачивался через узкие окна, затянутые ледяными узорами… За прилавком стояла женщина – маленькая, худенькая, совсем незаметная… Только белый платочек и видно… "Платочек" этот, наметанным глазом окинув дорого, но нелепо и пестро одетую фигуру с загипсованной рукой, сразу определила – совсем зеленый, первый раз в храме.