В начале пути

– Государь…

– Акинфий Никитич, побоялся бы Бога, – вскинув руку, остановил Демидова Петр. – С иными КГБ разбирается, с тобой же я речи веду. И Ушакову велел покуда к тебе не соваться. Укрытое все до копейки в казну вернуть, без надбавки, – сказал, словно припечатал, Петр. – Далее. Возможно, ты незнаком с новым указом, просторы у нас великие, вести долго разносятся. Иль знаком, Акинфий Никитич?

– Прости, государь, но и в толк не возьму, о чем ты говоришь.

Врет. Знает он все. Как есть знает. Внимательно наблюдающий за ним Петр сразу это понял, хотя и не подал виду, отвернулся, вновь возвращаясь к уже снаряженным пистолям.

– Так мне не лень и разъяснить, – уж в который раз прицелившись, произнес юный император. – Всяк вызнавший место, где руда серебряная, золотая иль каменья драгоценные, и не донесший о том своевременно, повинен перед государством Российским и плахи заслуживает. Обратное же совершивший и при первой же возможности доложивший начальным людям достоин награды щедрой. Ведомо мне, что множество твоих людишек по Сибири бродят, руды разные вызнают. И много уж чего вызнали, о чем тебе доносят. Ранее ты об этом указе не ведал, теперь же знаешь. Завтра прибудешь в Берг-коллегию, где оставишь все сведения, тебе известные. Не забудь указать и то, сколько тобою выплачено рудознатцам наградою. Казна те расходы покроет полной мерой, кроме Колывановского рудника, коим ты и ведаешь. Руды Колывано-Вознесенского завода тебе разрабатывать, серебро и злато сдавать в казну по цене в треть от полной. Через год можешь получить разрешение на разработку рудников там, где не станут казенные заводы. Но опять же не просто так, а с условием, что уже через год завод будет работать и прибыль в казну приносить.

– Все исполню, государь.

– Акинфий Никитич, многое вашему роду прощалось дедом моим, ибо вклад ваш в возвеличивание России переоценить трудно. И я с тем согласен полностью. Мало того, на мою поддержку в своих начинаниях можешь положиться целиком и полностью, ибо, уверен, все они на благо империи будут. Но впредь ты бы поостерегся брать на себя ношу непосильную, ибо всему есть предел. Поняли ли мы друг друга?

– Я все понял, государь.

А чего, собственно, непонятного? Можно сказать, легко отделался. Оно конечно, можно было бы и отпираться, делая честные глаза. Можно было попытаться отвести удар, так как вину его еще доказать нужно, а дело это непростое. Те, кто думает, что Демидовы лишь работать горазды иль деньги грести лопатой и не имеют разумения, сильно ошибаются. Уж чего-чего, а ума у них хватает, и концы прятать они умеют.

Вот только отчего-то Акинфий Никитич сразу понял, что попытаться-то обвести всех вокруг пальца он, конечно, может, а вот преуспеть не получится. Этого первого общения с императором было ему достаточно, чтобы сделать верный вывод. Петр, конечно, юн, да только далеко не прост. Ходят упорные слухи, что после болезни он изменился сильно, и, даже если эти слухи многократно преувеличены, Демидову вполне хватило увиденного, чтобы понять – если этот ухватит за глотку, то уж не выпустит.

Придя к такому неутешительному выводу, заводчик предпочел повиниться. А еще он по достоинству оценил то, что Петр дал ему возможность исправиться. Нет, руку на своем горле Акинфий Никитич все еще чувствовал, но также понимал – будет делать все правильно, она не сожмется в стальном захвате.

Н-да-а. Припомнить, с какими чаяниями он ехал сюда, и глянуть, чем все обернулось… Подбросили вверх, да забыли поймать. Какое тут губернаторство и планы о весомом влиянии на огромных просторах Тобольской губернии. Тут если голову удастся сберечь – и то хорошо.

Впрочем, насчет головы он погорячился. Зная все изначально, позволить обращаться к себе по-простому… Нет, не собирался Петр притягивать Демидова к ответу. Приструнить, постращать, дать понять, что, хотя и сидит Акинфий Никитич на Урале, да простер свои руки еще дальше на Алтай, живет он в пределах государства Российского. А у того государства нынче появился достойный правитель.

Ну достойный или нет, время покажет, хотя нынешние шаги вполне о том говорят, но уж и не прежняя рохля. Опять же вернул Ушакова с его Тайной канцелярией, или как ее там, КГБ. А этого на кривой не объедешь, так просто вокруг пальца не обведешь. Оно вроде как он раньше иными делами занимался, но теперь вот и до промышленников и чиновников добрался. Не стоит недооценивать этого умудренного опытом мужа.

– И последнее, – продолжал между тем Петр, привлекая внимание пребывавшего в раздумьях Демидова. – Задумал я по иноземному образцу устроить казенный банк. То великое удобство для владельцев мануфактур, заводов и купцов, которым не нужно будет возить с собой большие тяжести. Шутка сказать, тысяча рублей весом под два пуда выходит. А тут одна бумажка вексельная, которая легко умещается в кармане, ничего не весит, а стоит столько же. Я уж молчу про десять тысяч, под них уж воз отдельный потребен. Тот банк удобен еще и тем, что под охраной крепкой можно хранить свои капиталы. Сдал свои деньги, получил именной вексель, и пусть хоть трижды у тебя ту бумагу лихие выкрадут, денег им не видать. Опять же займы можно выдавать под рост невеликий тому, кто дело доброе затеял. Завод там поставить, мануфактуру или в хозяйстве крестьянском порядок навести. Пока думаю создать три отделения: здесь, в столице, в Москве и Екатеринбурге. Потом по всем губернским городам.

– Задумка хорошая, удобства большого, государь.

– Раз уж ты так же о том говоришь, знать, и впрямь достойное начинание. Да и опыт той же Англии о многом говорит. Но есть трудности в том великие. К примеру, с пустой казной такого дела не поднять. Можно отдать тем же частным лицам, но я того пока не хочу.

– А казна пуста, – уже понимая, что рано обрадовался, решив, будто его несчастья закончились, произнес Демидов.

Н-да-а, велик проступок. Великодушен император. Но и цена за отпуск грехов большая. Достойная цена. Уж не захочет ли государь, чтобы Демидов отдал свои деньги на воплощение этой задумки в жизнь? Если так… Плохо дело. Ой как плохо-то. Как же быть дальше? Ведь планов великое множество имел. Но если его мошну сейчас растрясут, то тем планам никогда не сбыться. С другой стороны, жизнь при нем останется, как и заводы. Пусть и не будет роста, ему уже сейчас есть что оставить своим детям.

– Казна пуста, – подтвердил Петр, все так же внимательно взирая на Демидова. – Потому у меня к тебе есть просьба, Акинфий Никитич. С открытием отделения в Екатеринбурге положить в него на хранение два миллиона рублей. Не безвозмездно, а в рост, под двадцать пятую часть в год, но с условием, что ни ты, ни твои потомки теми деньгами в течение десяти лет пользоваться не будете. По истечении этого срока банк вернет все те деньги по первому требованию. Повторюсь, то не приказ, Акинфий Никитич, а просьба.

Демидов пристально вгляделся в глаза императора. Взгляд все так же тверд. Вид решительный. Было дело, Петр Великий знатно растряс купцов, изымая у них крупные суммы. Тоже вроде как заем, да только многие состоятельные рода по миру пошли. Вот и этот, похоже, наладился по той же дорожке. Нет, не видать больше Демидову тех денег. Но и выхода иного нет. Вновь появилось ощущение сжимающихся на горле пальцев невидимой руки.

– Я сделаю это непременно, государь. Только непонятно мне, отчего в Екатеринбурге?

– Урал. Вот теперь Алтай. Деньги для того края будут потребнее всего.

– Выходит, Петр Алексеевич, вскорости у меня может появиться множество соперников и за мои же деньги?

– Ну, Акинфий Никитич, с тобой тягаться нынче и казна не может, куда уж иным, сирым да убогим, – отшутился Петр. Но потом, став серьезным, закончил: – А вот польза России от того может выйти изрядная.

Дворец Демидов покидал в расстроенных чувствах, хотя и старался не подавать виду. Все его планы шли прахом. А ведь как все хорошо начиналось. Еще с батюшкой покойным планировали наладить добычу серебра и тем изрядно пополнить мошну. Тот капитал можно было бы пустить на дальнейший рост их собственной маленькой империи на Урале и в Сибири. Именно с этими краями были связаны их далекоидущие планы.

Потом у Акинфия Никитича появились свои устремления. И вот когда он в том уверился, когда, казалось бы, появился удобный момент, все пошло прахом. Еще пару часов назад он пребывал во вполне реальных надеждах, а теперь от них осталась лишь пыль. При нынешнем государе ему своего не добиться. В этом он был уверен твердо. Так, может, и не делать на него ставку? Вряд ли он будет удобен другим. Тут только суметь выждать. А там глядишь…

Но то дело будущего. Сейчас главное – максимально обезопасить себя, и не менее важно сделать так, чтобы у него остался козырь в рукаве. То, что Петр приказал расписать в Берг-коллегии все разведанные рудники, вовсе не значило, что Акинфий Никитич непременно это сделает, даже с учетом грозящей ему опасности. С чего бы? Разумеется, про те рудники, сведения о которых просочились наружу, он поведает.