В небе Украины

— Приготовиться к атаке! — передал комдив по радио. — Атака! — подполковник первым открыл огонь из пушек и пулеметов. Пули и снаряды без труда находят вражеские автомашины. Пошли в ход «эрэсы».

Бомбы сброшены. Разворот на второй заход. Сначала никто не мог определить, откуда бьют зенитки. Но разрывов становилось все больше. Они не сулили ничего хорошего.

На развороте самолет комдива был подбит и пошел на снижение. Три штурмовика, словно журавлиная стая, оставшаяся без вожака, кружили над комдивом.

Ведомый комдива старший лейтенант Головков все еще не мог поверить, что случилось непоправимое. Он видел, что машина лежала на боку с приподнятым кверху крылом. Около взвода вражеских солдат бросилось к севшему самолету.

— Атаковать! Только атаковать, — принимает решение Головков. Вслед за ним пошел в атаку Николай Горев. — Однако горючего оставалось в баках только чтобы дойти до своего аэродрома. Снизившись до бреющего, летчики дали последнюю очередь, помахали крыльями и взяли курс на свой аэродром.

Тем временем Рыбаков, отбежав от самолета метров на двадцать, припал к земле и приказал воздушному стрелку лечь рядом. Выхватив пистолет, он взвел курок, нагнулся к боевому товарищу и тихо шепнул:

— Драться будем до последнего…

На лице комдива не было испуга. Наоборот, его взгляд был открытый, смелый до дерзости, какой бывает только в юности. Комдив прополз с десяток метров и спрятался за огромный ствол дерева. Не отставал от него и воздушный стрелок Виктор Кондрашов.

Облачность поредела, и в лесу стало светлее. На земле лежал пожухлый снежок, отдавало сыростью.

«Отсидимся до темноты, а там подадимся, к своим», — решил комдив.

Но немцы не оставили их в покое. Где-то совсем рядом раздалась длинная автоматная очередь. За ней последовала еще одна. Значит, близко фашисты. Уже слышны их шаги. Они шли со всех сторон.

Предстоял неравный бой. Как когда-то перед выполнением боевого задания в тылу противника, комдив взвесил все за и против.

Воздушный стрелок, сжавшись в комок, прирос к земле и вопрошающе смотрел на комдива, все еще надеясь на какое-то чудо.

Кольцо врагов сжималось. Все чаще и чаще фашисты кричали: «Рус, сдавайся!».

— Так и ждите! — со злобой в голосе проговорил комдив и первым же выстрелом повалил фашиста, затем второго, третьего…

Немцы опешили и залегли. Казалось, они отступили. Воцарилась тишина. В то, что немцы ушли, комдив не верил. Он вынул обойму, глянул — остался один-единственный патрон.

Рыбаков толкнул локтем воздушного стрелка и кивком головы показал, чтобы тот уходил.

— Доберешься до своих, расскажешь, — бросил он ему напоследок.

…Гибель комдива потрясла всех нас. Особенно переживал Хитали.

В последние недели войны он в полной мере узнал, что такое горечь утрат: потерял своего наставника и учителя капитана Феденина, близкого друга по полку майора Чернова и наконец комдива Рыбакова, с которым у Хитали сложились на редкость душевные отношения.

Как-то, увидев Захара, сидевшего на небольшом пне у входа в землянку, я невольно обратил внимание на то, что он бледен и задумчив, руки его беспомощно лежали на планшете.

— Какого человека потеряли! — сказал он, с тоской посмотрев на меня, и слеза, по-видимому, давно уже накипевшая, покатилась по его щеке. — Неужели воздушный стрелок не мог спасти его? — с отчаянием спросил меня Хитали.

— Воздушный стрелок сам чудом спасся, — напомнил я.

— Почему же это чудо не помогло комдиву? Ну скажи, почему?

— Это было сказано так искренне, что мне стало жаль его.

Давно я не видел Захара таким возбужденным. Не знаю, о чем он думал в эти минуты, очевидно, мысленно клялся мстить фашистам до конца своих дней.

В те трудные для нас дни изменилось поведение Хитали. Теперь он еще настойчивее рвался в полеты. Когда подбирались ведущие на особо опасные задания, Хитали был в числе первых. Когда в воздухе было туго, Хитали всегда был в самом водовороте событий, бросался в самую гущу зенитного огня.

Встретившись как-то со своим сверстником, который занимал должность адъютанта в соседнем полку, Хитали возмутился: «Если все летчики станут адъютантами, кто же воевать будет?». На лбу его собрались сердитые морщинки, а в глазах загорелись злые огоньки. Как можно уйти с летной работы, когда каждый летчик находился на особом учете, этого Захар не понимал. И Хитали, человек честный и горячий, рьяно боролся с каждым, кто забывал о своем долге перед Отечеством.

XXXIII

Изменчива погода в Прибалтике. Даже в апреле примчавшийся с моря холодный ветер приносит то мокрый снег, переходящий в дождь, то неожиданно нагоняет такой туман, что в десятке метров ничего не видно.

В такую погоду не так просто вылететь на боевое задание. Но летчики не были обескуражены непогодой, они давно привыкли к трудностям.

Когда мы прибыли на аэродром, многоголосый гул ветра, казалось, состязался с оглушительным громом работающих двигателей. В общем шуме терялись голоса авиаспециалистов, зовущих бензозаправщик, или машину со сжатым воздухом. Работа по подготовке самолетов к вылету не прекращалась ни на минуту.

Но вот над стартом со свистом проносится вернувшийся с боевого задания воздушный разведчик. Значит, сейчас позовут на КП. Интересно, какие привез он разведданные?

Хитали, в зимнем комбинезоне и меховых унтах, сидел в кабине полуторки, наклоняясь вперед на каждом ухабе. Он с опаской поглядывал на мчавшиеся навстречу облака. Как командиру эскадрильи ему совсем не безразлично, утихнет ветер или нет. Болезненно морщась, будто порывы ветра хлестали не ветровое стекло автомашины, а его самого, комэск думал о том, как осложнится из-за погодных условий боевое задание. Когда командир со всей ответственностью готовится к боевому вылету, он не клянет непогоду, а старается противопоставить ей свой опыт, знания.

Во второй половине дня погода несколько улучшилась, уменьшились осадки, лишь ветер по-прежнему не стихал. Этого и ждал комэск. Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы доказать командиру полка, что погода не помеха. А уж если Хитали заверил командование, то на него можно было положиться. Вылет разрешен. Курс на Клайпеду.

Стоило командиру полка взмахнуть белым флажком, как самолеты рванулись вперед и моментально смешались с поднятой винтами грязью.

Командир полка, провожал каждую пару долгим взглядом, следя, как она отрывалась от земли, а затем появлялась над горизонтом. Он видел, как ветер сносит самолеты в сторону; порой создавалась аварийная обстановка, и командир полка мог прекратить взлет, но он этого не делал, полагаясь на мастерство питомцев, их умение.