В негодяя стрелять приятно

– Спасибо вам большое, – с притворной вежливостью поблагодарил он библиотекаршу.

– Не стоит, мальчик. Надо будет еще что-нибудь распечатать – ты приходи. Я специально для тебя большой формат бумаги у завхоза попрошу. Пусть пачка про запас лежит.

– Обязательно зайду, – пообещал юный развратник.

* * *

Уже смеркалось. Цикады во всю стрекотали в густой траве. Серый обтекаемый внедорожник Хасана был надежно замаскирован в лесопосадке. Ехать дальше опытный бандюган не решился. Он вместе с Лариным лежал на пригорке. Мужчины передавали друг другу бинокль, рассматривая в него неприметный дом, стоявший на отшибе от станицы.

– Не ошибся Жадоба, – произнес Хасан. – Тут наш коммерс и решил на дно залечь. И бабки при нем. Вот как стемнеет, мы им и займемся. А пока светло еще, стремно соваться – спалимся.

Андрей приложил к глазам бинокль. Покачивались занавески в открытом окне.

– Не высовывается. Боится. И правильно делает, – произнес Ларин. – И как он отсюда уйти собирается?

– Я уже все разнюхал. Квадроцикл у него в сарайчике, он его три недели тому назад прикупил. Я только сегодня днем пробил. Так что один рвать вздумал. Собрался пару деньков тут перекантоваться, а потом ночью с выключенными фарами темными тропинками и рванет вместе с баблом. Никакие ментовские посты его не остановят. Хитрый фраер.

Андрей рассматривал дом и лихорадочно прикидывал, что он может предпринять в сложившейся ситуации. Жадоба поставил задачу конкретно и жестко: коммерса убить, бабки забрать, труп завезти на мусоросжигательный завод и уничтожить так, чтобы никаких следов не осталось. Расчет главаря банды был прост и примитивен. Пусть Кулешов думает, что Попов удрал вместе с деньгами. Пусть ищет беглеца. Нет трупа – нет и убийства. А бабками с генералом можно и не делиться. Пол-лимона евриков – сумма солидная. Гонорар исполнителям, Хасану с Сивым, Жадоба пообещал щедрый для его скупости – по десять тысяч на рыло каждому. Так и сказал – быстрые и хорошие бабки. По большому счету, и возразить нечего. Конечно, если исходить из логики настоящего Сивого, а не Андрея Ларина. Ему-то совсем не улыбалась роль безжалостного убийцы ни в чем не виноватого коммерса. Вот и щелкал у Андрея мозг в поисках выхода из ситуации.

Хасана в напарники Ларин выбрал себе неслучайно. В этом кавказском горце сочетались одновременно и жестокость, и справедливость. Можно было рискнуть.

– Жадоба мне выбрать предложил, – проговорил Ларин, опуская бинокль, – мол, с кем на дело пойду. Я тебя назвал.

Хасан вздохнул:

– А что теперь сделаешь? Мокруха на нас повиснет. Ты-то здесь месяц-второй покрутишься и свалишь, а мне тут жить… Когда-нибудь да всплывет. Одно дело – кафешку дымом по ветру пустить, другое – коммерса завалить. Не нравится мне то, что Жадоба задумал.

– Слушай, Хасан, и мне не нравится.

– Но мы уже подписались. Назад дороги у нас нет, – напомнил кавказец.

– У меня на совести всякого хватает, – прищурился Андрей. – Вроде бы одним больше, другим меньше… Но не зря мне сегодня всякая дрянь снилась. Не к добру это.

Хасан, как всякий малообразованный тип, тут же заинтересовался мистикой:

– А что снилось, Сивый?

– Отец мой покойный приснился. Будто стою я на берегу озера, и пес, огромный, черный, из тумана на меня выбегает – лег у ног, смотрит. Ничего понять не могу. И тут из тумана отец мой выходит – такой, каким я его еще пацаненком запомнил, когда последний раз перед смертью в больнице видел. Капельницу на штативе рядом с собой катит, как в больничке было, только лежал он тогда на койке. А теперь стоит, и в чистой белой рубашке. Его в такой в гроб положили.

– И что? – Кавказец вертел в руках бинокль.

– А ничего. Просто посмотрел он мне в глаза, пальцем погрозил, и снова в туман вместе с капельницей. И пес за ним побежал. Я стою, зову батю, а в ответ тишина, только туман клочьями накрывает.

– Хреновый сон. Если родственник снится, он говорить с тобой должен. Тогда это к перемене погоды. – Бандит посмотрел в стремительно темнеющее небо. – А если молчит, может беда случиться.

Стрекотали цикады, сгущались сумерки. В окне дома на отшибе зажегся свет. Неяркая лампочка просвечивала сквозь дешевые ситцевые занавески. На них нарисовалась тень Попова. Мужчина выглянул на улицу и тут же отошел от окна.

– Да, дела, – вздохнул Хасан. – Бабки забрать – святое дело. Ведь его предупреждали по-хорошему. Но у меня душа не лежит жизни его лишать. Может, ты один его кончишь? Я тебе половину гонорара отдам.

Ларин ухмыльнулся:

– Не пойдет так, Хасан. Батя с того света не просто так ко мне приходил. Думаю, коммерса надо с миром отпустить. А бабки забрать. Так оно будет по справедливости.

– А если Жадоба узнает?

– Попов – мужик хитрый. Спрятаться сумеет. У него же семья. Он не дурак, чтобы потом всплыть.

– И чего это ты такой со мной откровенный? – нахмурился кавказец.

– Я пацан прямой, что думаю, то и говорю. Может, потому еще и жив, и на свободе… Короче, Хасан, пойду я сейчас к нему один.

– А вдруг с ним еще кто-то есть?

– Как будет, так будет. Если косяк случится, ты будь наготове.

Хасан сомневался недолго – вытащил пистолет, передернул затвор, досылая патрон в патронник.

– Рисковый ты, Сивый. И было бы из-за чего…

Ларин подмигнул кавказцу, поднялся и зашагал к дому – руку держал в кармане куртки, нащупывая рифленую рукоять тяжелого пистолета.

Сумерки уже сгустились настолько, что на горизонте небо сливалось с землей. Единственными цветными пятнышками во всем пейзаже были далекие фонари станицы. Ларин шагал по густой траве, присматриваясь к приближающемуся квадрату окна дома на отшибе.

Виктор Попов сидел на кухне перед чашкой остывшего кофе, вертел в руках мобильник. Карточку коммерсант купил загодя на базаре, так что она была чистой, и он не опасался, что его по ней могут вычислить. Но сам позвонить жене Попов не мог, ведь ее номер мог быть известен тем уродам, которые решили прибрать его бизнес к рукам. И вот коммерсант терпеливо ждал, когда жена сама позвонит ему с уличного таксофона.

Засветился экран. Попов торопливо выхватил взглядом на дисплее код Испании и тут же вдавил кнопку.

– Да, – вырвалось у него.

– Витя, я просто с ума схожу.

– Не волнуйся, дорогая. Скоро все кончится, и я к вам приеду. Дочка как?

– Я ее спать в гостинице положила. Она все о тебе спрашивает, когда приедешь. Я ей, как могу, объясняю, что у папы дела, он деньги для нас зарабатывает.

– Деньги… – вздохнул Попов.

– А она же все чувствует, понимает, что я ей вру. Она же видит, как я места себе не нахожу.

– Потерпи немного. Все будет хорошо. Я тебе обещаю.

– Витя, я тебя люблю…

И тут коммерсант увидел, как качнулись занавески на окне, подхваченные сквозняком. Чуть приоткрылась дверь, ведущая в соседнюю комнату. Он явственно чувствовал потянувший сквозь дом ветерок, и тут же вспомнил, как закрывал окно.

– Подожди, дорогая. Потом поговорим, – произнес он тревожно и отключил связь.

Потянулся к охотничьей двустволке, лежавшей на табурете под столом. Осторожно ступая, поводя стволами, приблизился к приоткрытой двери, толкнул ее плечом. В комнате было пусто. В раскрытом окне покачивались от сквозняка занавески.