В неожиданном рейсе

Весь растраченный Михаил Курбатов испытывал сплошную полосу везения. До опрокидона системы возглавлял «Инфлот». В Лондоне был представителем ММФ. В министерстве чем-то руководил.

Да(!), ещё на открытие стеллы «Архангельск – город воинской славы» приезжал. Три денька прочувствованно сиживал в «Пур-Наволоке» за коньячком-с. Панорамой Двины любовался. Изменившиеся улицы, лишённые памятных прекрасных домов, его огорчали. Лишь старость, оказывается, способна на честные сравнения…

Пусть и запоздало, хочется искренне воскликнуть:

– Какие люди!!!

Вписать бы в вечные помянники их имена и заповедовать гордиться.

Послужившее поводом к этой бывальщине на поверку вышло боком. Деньги, тупо вбуханные в целинные земли Казахстана, пропали без отдачи. Распаханная степь запылила чёрными бурями.

Главный тимерязевец Никита Хрущёв сделал непричёмный вид. На возрождение своего русского Нечерноземья стало поспособней плевать. Поскольку вся скопленная Сталиным на то дело финансовая заначка тем лысым профукалась. Посевные площади России обречённо скукожились в два раза. Вот когда начали вымирать наши деревни! Но это ничуть не заботило первого пустобрёха и раздербанщика великой страны.

Правда, под дикую неразбериху незаметно для американцев построили космодром. Увы, теперь и он не наш. Унизительная его аренда, умыкнутые заодно по пьяному ельцинскому разделу несколько русских областей [12] – скорбный всем урок.

Нипочёмный док

Для старых моряков, обретающихся на покое или затянутых в дачную воронку, есть несколько заветных, ключевых словечек. Произнеси их – кивнут седыми головушками, попробуют приосаниться. Не мешкая, выразят полную приязнь к вам, на какую способны отзывчивые люди.

12

Павлодарская с гл. городом Павлодар; Семипалатенская с гл. городом Семипалатинск; Акмолинская с гл. городом Акмолинск; Петропавловская с гл. городом Петропавловск (не путать его с камчатским).

Территории Семиреченского Казачьего войска с городом Верный (Алма-Ата).

Большая часть территории Уральского Казачьего войска с городом Уральск.

Каждый русский топоним, естественно, теперь заменен.

Одно из таких, по сути, пароль: Игарка. Вот и у меня замирает от его памятного звучания благодарное сердце. Разом вспомнится, что когда-то был молод. Палубы и плиты машинных отделений снова станут привычней асфальта улиц.

Полноводный, чистейший Енисей, как и тогда, потрясёт воображение. Вся красота земли вберётся в его заповедную дорогу к океану вечных льдов. Вновь проводит борта лесовоза островерхая, на разные оттенки сине-зелёная тайга при державной реке. Рыбацкие становища будто пахнут по ветерку царской ушицей. Уколют жалостью проплешины брошенных деревень. Эти немые свидетели русских непрочитанных трагедий.

Из-под среза берега нежданно высунется древний скальный пласт. Мол, мамонтов помню, братец ты мой. Знашь, куды они все стырились?

А восход солнца во всей роскоши намытых небес без заводских и всяческих труб?! То ли ещё коренилось там с рождения мира!

Однако ж нужно внести некую особую поправочку. Любой человек в каждом возрасте живёт по меняющемуся своему разумению. Прилепляется душа-невольница к сиюминутному, кажущемуся обманчиво важным. Не до того ей и не до этого. Но пройдёт золотое, крендельное времечко, канет в никуда. «Ай-яй», выяснится. Настоящее-то вот где было! Нечем проплывшего когда-то за бортами теплохода равноценно заменить. Обманулся, никак.

Кроме того, что нас отвлекало, пусть-ка скудность прошедших времён засветится. В коммунистической серятине непозволительно жалким выглядел со стороны почти каждый. Лишь допущенные в разной степени к западному миру могли модничать, кой-чё эдакое иметь. Та прелесть вроде нынешнего китайского, турецкого шмотья, смешно сказать, вызывала местечковый фурор. Помимо подконтрольных таможне забугорных отоварок спесивился в портах бахерностью магазин «Альбатрос». Стольные грады Москва, Ленинград выпендривались крейзово подававшей себя «Берёзкой».

В первые захаживали моряки, их подруги, тёмные личности, перекупившие отрывные чеки Внешторгбанка. Вторые, с гораздо люксовым выбором на полках, продавали уже за валюту. Все к той данности системы притёрлись. Чесняги розово грезили недоступное однажды заработать. Склонные преступить закон смекали, как бы в одночасье разжиться тем же самым.

Уточним: шёл конец восьмидесятых. Кое в чём послабления наметились. Только не от вдруг обуявшего верхи прекраснодушия. Вовсе нет. Начали цэкушники скрытно свою же систему рушить за более шкурное, чем от неё имели. Народ же морочили загадочным социализмом с человеческим лицом. Раз так, то и за дополнительные работы: штивку зерна, зачистку трюмов, крепление каравана стали платить. Опаньки-и(!) – чеками!

На столкновении старых и новых подходов к людям приключилась потрясная история. Да ещё какая!

Под конец октября запарил Енисей, как бы решив на зиму помыться. Впрочем, вальяжная банька накрылась медным тазом. Без особых церемоний приспел к тем местам пробный двадцатипятиградусный мороз. Чуток бы ему задержаться. Несколько остатных судов в игарской протоке добирали караван. Об увольнении на берег нечего и мечтать. Лёд прямо-таки на глазах за какие-то сутки охватил своими тисками теплоходы. Только кромки его слипания с бортами, как следует, не окрепли. В целом картина напоминала строевой смотр на плацу из-за своебытной тамошней швартовки: кормой к острову, носом к Игарке.

Смотрящим воителем прибыл ледокол «Капитан Мелехов» завидно мощных классных форм. Некогда нёсший тяготы линейного на трассах Севморпути, за свой тридцатник в Арктике ничуть ни убился. И теперь, по крайней мере для вызволитель-ной проводки ещё как соответствовал. Чисто адмиральски, работая всей квадригой винтов, прошёлся он вдоль строя. Нерукотворный каток обрёл канал, от которого разбежались трещины. Да признанием неоспоримого превосходства арктического богатыря выдавило воду из-под каждого в строю.

Дерзать по крушительной части дальнейшее было явно рановато. Пришлось всем корпусом задумчиво ткнуться в лёд, подобно колуну застрявшему в суковатом сыром полене. Семь десятков душ с терпением бывалых полярников принялись ждать, когда эти немощные купчишки окончательно подпояшутся.

На иных судах уже обтягивали караван найтовыми тросами. Чтоб дело спорилось и чтоб всем разжиться чеками, джентельменски поделили труды. Старпомовской братии досталась носовая часть палубного груза, машинёрам – кормовая. Одинаково и на «Парголово» поступили. Разумеется, в деле не могла участвовать камбузная прослойка из женского сорочьего рода. Не слыл прокачанным в таковском и водниковский доктор. Но он же мужчина! Мэн! Добытчик, как-никак. Хотя, гмы, последнее – ох, спорно.

По секрету сказать, поддался док общему гулятельному настрою. Растратил за сериал сидений в центровом игарском кабаке все подкопленные рублишки. Одуматься бы вовремя. Э-э, да куда там…

Подражая бывалым мореманам, стал толкать в загуле новые вещицы. Под восхищённые женские взгляды неужели стоп дашь? За две химические кофтёнки вдоль и поперёк известного ему размера вообще удовольствовался а ля натурелью. В конце стоянки спустил и писк моды из лавок антверпенских барыг: джинсовое платье «монтана». Тут-то пичок его молодечества обречённо завалился при совершенно опустошённой полке рундука.