В объятиях принцессы

Он выпрямился, снял ее с колен, посадил рядом, дал носовой платок и встал.

– Очень хорошо. Прекрасные новости. – Его физиономия стала мрачной. – Приятно осознавать, что я так быстро выполнил свой долг. Естественно, я к твоим услугам и в будущем, если потребуется наполнить детьми королевскую детскую.

Луиза вскочила:

– Что, черт возьми, это значит?

– Не помню, говорил ли я тебе это, дорогая, но я очень рад, что твой язык не стал слащаво-сентиментальным после того, как ты стала носить платья.

– Не будь скотиной! Я не хотела пока говорить тебе. Слишком рано. Возможно, дело в чем-то другом, или я просчиталась. В общем, все может быть. Но мне казалось, ты обрадуешься. Я думала, ты тоже хочешь ребенка от меня.

Граф остановился и взглянул на нее сверху вниз. Его лицо было мрачнее тучи.

– Я рад.

– Ты выглядишь так, словно я только что зачитала тебе смертный приговор.

– Естественно, я рад. Ведь именно ради этого мы две недели так старались – спаривались, как кролики. Чтобы в королевском животе зародилась новая жизнь.

В горячем неподвижном воздухе раздался странный звук.

Человек!

Кажется, это тихое, но отчетливое покашливание.

Где-то рядом мужчина.

Луиза в панике прислушалась к скрипу гравия под ногами незнакомца у себя за спиной. Она взглянула на мужа, пытаясь угадать по его лицу, кто это.

Выражение его лица было именно таким, какого она больше всего опасалась, – угрюмым и враждебным.

Он положил руку ей на плечо и повернул лицом в направлении звука.

– Ваша светлость, – громко сказал он. – Какое удивительное совпадение! Мы только полчаса назад говорили о вас.

– Хорошее жилище, – сказал герцог Олимпия, указав наполненным вином стаканом на белые стены. – Маленькое, конечно, но молодоженам больше и не нужно.

Луиза дернулась, чтобы встать и подойти к очагу. Надо поворошить угли, иначе огонь погаснет… Вот только огонь уже давно не зажигали – после того как пришла очередная волна жары. Но Сомертон положил тяжелую руку ей на плечо и не позволил трусливо сбежать. В конце концов, Олимпия – ее дядя.

– Мы вполне удовлетворены жильем, – сказал он.

Олимпия мягко улыбнулся:

– Я так и думал.

Луиза, сидя рядом с Сомертоном, заерзала. Даже не глядя на нее, он точно знал, что она густо покраснела. Она снова попыталась высвободиться, но он удержал ее на месте. Она должна остаться рядом с ним. Вместе против ее дяди. Только так можно не позволить этому хитрому дьяволу взять на себя слишком много.

Он так и думал. Интересно, как долго Олимпия стоял в саду, в тени кустов? Сомертон вспомнил, как испуганно вспорхнули и разлетелись птицы. Это было как раз перед тем, как он задрал юбки жены и опустил голову между ее ног. После этого окружающее перестало для него существовать. Так было всегда, когда он занимался любовью с Маркемом. Он все еще ощущал удовлетворение после оргазма. А потом это сообщение… Она ждет ребенка. Подумать только, в животе Маркема растет его ребенок.

Вспышку радости быстро погасил холодный страх.

Она сказала, что не хочет уезжать. Боже, что она имела в виду? Остаться здесь с ним? Неужели плотская страсть так подействовала на ее мозги? Или у нее солнечный удар?

Его рука, которой он обнимал жену за плечи, напряглась.

Луиза потянулась за стаканом и жадными глотками выпила прохладное белое вино.

Олимпия внимательно наблюдал за ней.

– В любом случае у меня есть новости.

– Лучше бы они действительно были. Это же неприлично так подкрадываться к мужчине и его жене.

– «Подкрадываться» – вульгарное слово.

Сомертон злобно уставился на невинную физиономию Олимпии.

– Пусть так, но многие люди простились с жизнью за меньшие проступки.

Олимпия отмахнулся:

– Поверь мне, племянничек, в нужный момент я отвернулся. Знаешь, я был ужасно занят все время, пока вы тут… ворковали. Было много дел в Италии и еще приходилось внимательно следить за неким судебным процессом по обвинению в убийстве, который сейчас идет в Лондоне.

– Разве вы не должны были внимательно следить за событиями в моей стране? – холодно поинтересовалась Луиза.

– Я этим и занимался. Но процесс тоже не мог оставить без внимания, поскольку он напрямую касается жениха твоей сестры Стефани.

– Стефани выходит замуж?

– Полагаю, парень – родственник убитого? – спросил Сомертон, с напряженным вниманием следя за лицом Олимпии.

– Ты попал в точку. И он, к несчастью, обвиняемый. Сегодня утром я получил телеграмму, что его признали виновным и завтра повесят.

Луиза застыла.

Сомертон стиснул ее плечо.

– Не понял. Ты сказал, повесят?

– Боюсь, что да.

Луиза рванулась вперед:

– Но что мы будем делать? И что можно сделать?

– Опасаюсь, что ничего. – Герцог развел руками.

Она вскочила, высвободившись из объятий Сомертона.

– Но вы же герцог, дядя! Вы должны что-то сделать!

– Что, например? Выкрасть его среди ночи из Олд-Бейли? – Он покачал головой. – Конечно, это довольно неожиданно. Смертный приговор представлялся мне маловероятным. Если бы я ожидал его, можно было как-то подготовиться и что-то предпринять.

– Вы и сейчас можете что-то предпринять. – Она обернулась к Сомертону: – И ты можешь действовать. Вы двое контролируете целую армию агентов в Лондоне.

– С какой целью мы должны организовывать какую-то тайную операцию? – спросил герцог. – Чтобы эти двое всю оставшуюся жизнь скрывались? Чтобы принцесса Хольштайн-Швайнвальда рожала детей убийце?

Сомертон не сводил глаз с Олимпии, одновременно всем существом ощущая отчаяние Луизы.

– Кто этот парень? Что он за человек?

– Думаю, ты его знаешь. Или по крайней мере слышал о нем. – Олимпия погладил рукой деревянную столешницу. – Это маркиз Гатерфилд, наследник герцога Саутхема.

– Гатерфилд? Боже мой! И его обвинили в убийстве герцогини Саутхем?

Сомертон потряс головой:

– И сестра моей жены все это время жила с ним?

– Не с ним, нет. Она его защищает в суде.

Луиза упала на стул и схватилась за голову:

– Сомертон, ты можешь что-то сделать. А что со Стефани? Пожалуйста, давайте привезем ее сюда, она немного побудет здесь, с нами…

Сомертон постарался отгородиться от молящего голоса жены.

– Ну, Олимпия, что надо делать?