В один «клик»

В тайгу Сергей не хотел. Я разделяла его отвращение: полу-уголовное окружение, мат, ежедневный суп из селедки и повальное увлечение более чем сомнительным видео… Но и в Москву сына отпускать было страшно.

Сын выказал твердость:

– В Москве я скорее добьюсь того, что хочу,– уверял он не столько меня, сколько себя.

И я не посмела возразить взрослому сыну. Личность, свобода воли, разума, выбора – вся эта галиматья пустила яд у меня в крови.

И мой сын уехал в Москву. Да. В Москву. В этот Вавилон, прости меня, Господи.

… Москва оказала сыну классический прием. Если у Александра Вертинского украли чемоданы прямо на вокзале, то Сергея в метро обчистил карманник.

Что ни говорите, а это было предостережение. Но мы… Но я…

Я молилась. Молилась слезно, страстно – так, как я понимала молитву матери о сыне. Молилась и верила в спасительную помощь.

Сергей не сдавался, проходил рутинную процедуру адаптации.

Днем искал работу. По вечерам ездил на курсы какой-то сложной компьютерной программы по экономике…

Рассылки резюме, собеседования, опять рассылки резюме и собеседования, собеседования, собеседования. Не забывал, ходил в церковь.

Месяц заканчивался, деньги таяли. Туда, куда хотел Сергей, его не брали, а туда, куда брали, не хотелось ему.

И вдруг звонок. Предложили место мелкого чиновника в мутной структуре, подконтрольной Министерству финансов.

Зарплата – меньше не бывает, но Сергей ухватился за место, лишь бы не возвращаться в артель. Тем более, предложение казалось перспективным. И единственным приличным.

«Главное зацепиться, и все будет. Москва же! Возможности же неограниченные!»,– говорил он.

Что правда, то правда. Возможности неограниченные. Только возможности эти не у нас – у Господа нашего.

…Работа у Сергея оказалась скучной: внутренний контроль над исполнением поручений. Инспектор инспекторского отдела. Такой «воспитатель воспитательниц». Мытарь, одним словом.

Мелкая должность и мелочность должностных обязанностей, инструкций и формуляров показались благом Сергею. Любовь к истории и сценаристике, желание совместить оба любимых дела крепли с каждым днем.

Сергей записался на курсы режиссуры.

Насыщенная информацией и впечатлениями жизнь закончилась через несколько месяцев, и оказалось, что мечта не приблизилась. Вильнула хвостом и исчезла. Обманула.

Сергей пытался справиться с одиночеством. По воскресеньям ездил в Даниловский монастырь, прикладывался к сапожку чудотворца Спиридона Тримифунтского, просил интересную работу. Исповедался и причащался. На зимних каникулах съездил в Иерусалим. Но вера в промысел Божий была еще слабой, и паломник из Сергея вышел весьма посредственный. Однако…

Уже через четыре месяца после его жалобы в пещере пророка Илии жизнь преподнесла сыну Победоносную Нику…

Гл.2

…Недоверие не исчезает, напротив – крепнет после разговора с Победоносной.

– Чем ты занимаешься? – Это я.

– Я пока ничем не занимаюсь. Дома пока.– Это Вероника.

– Вероника окончила театральный институт.– Выдает справку сын Сергей.

– Да-а?– Силюсь удержать лицо – оно у меня вытягивается.

Вероника подтверждает:

– Да. Пять лет училась в институте.– Она останавливается на полуслове, будто задумывается.– Пыталась устроиться в театр, но меня не взяли. Сказали, типаж не тот.

«Типаж романтической барышни»,– мысленно комментирую я.

Речь Вероники мне кажется замедленной. Она как будто погружена в себя.

– У меня был парень, но мы расстались.– Нику явно тянет на откровенность.– Он вел себя отвратительно, изменял мне. Я бросила его. Я в церковь ходила, исповедалась в этом.

Откровенность Ники мне кажется излишней. Со дна души, как болотный пузырь, снова поднимается беспокойство.

Тот факт, что Ника исповедалась, не заглушает тревоги. Насколько я знаю, сын мечтал найти девственницу.

Мне очень хочется остаться один на один с Сергеем и расспросить в подробностях, где он подцепил безработную актрису. Плавно подвожу сына к мысли о том, что в гостях хорошо, но пора и часть знать.

– Не засиживайся сынок.

– А мама с папой на даче,– успокаивает меня Кудряшка,– мы никому не мешаем.

– Мам, мне их дом напоминает наш.– В голосе у сына ностальгическая нотка.– Кухня особенно. Такой же круглый стол, как у нас был…

Я испытываю укол совести.

Понятия «дом» после развода с отцом Сергея утеряно навсегда. Дома нет. Ни ментального, ни материального. В смысле, собственного жилья у нас нет.

– Сережка,– со значением говорю я,– тебе завтра на работу.

Руководить сыном из другого города трудно. А сейчас он совсем отказывается соображать.

– А пусть Сережа остается,– вносит предложение Ника.– На работу поедет прямо от меня.

Приглашение с душком…

– Ну, это как-то совсем уж… неудобно,– с кислой миной бормочу я.– Вряд ли твои родители будут в восторге.

– У меня очень добрые родители,– объявляет Кудряшка, не подозревая, как двусмысленно это звучит.

Перспектива остаться под мягким и теплым боком Кудряшки приводит сына в восторг. Мой пессимизм сын списывает на совковое воспитание.

– Да че ты, мам?

– А рубашка?– хватаюсь я за соломинку.

– А мы постираем,– выходит из затруднения победоносная Ника.– Правда, я не знаю, как включается машинка. Но я позвоню маме и узнаю.

Болотные пузыри стартуют один за другим…

Первая попытка вырвать сына из жарких объятий столичной дивы терпит провал.

… Поговорить с сыном с глазу на глаз, без посторонних удается не скоро. Проходит неделя, прежде чем сын снова появляется в скайпе из своей съемной квартиры.

Чувствуется, что в Сергее поселилась… еще не тревога, но маята. Что-то грызет его. Исчезла прелесть новых запретных удовольствий? Не слишком ли скоро…?

– Ма,– Сергей мрачнеет.– Ника сказала, что у нее после первого парня был нервный срыв, и сейчас она на антидепрессантах. Проходит курс лечения. Ей еще полгода лечиться, потом дозировки снизят.

– Ах, бедная,– после минутного шока говорю я. Вот откуда задержанные реакции и погруженность в себя.

Мне хочется утешить сына. Еще хочется, чтобы он был счастлив. И еще…