В один «клик»
Шрифт:
Вернувшись из церкви Архангела Михаила, что рядом с домом Ники, сын снова выходит на связь. Кудряшка рядом с ним.
– Здравствуйте, Виктория Степановна.– Ника – воплощенная кротость. Голосок ангельский, как и личико.
– Здравствуй, Никуша. Как у вас дела?
– Плохо. Я ссорилась с Сережей.
– Да, я в курсе.
– Мы вместе ходили в церковь,– докладывает Никуша.
– И что сказал священник?
Вероника умолкает, предоставляя сыну право отвечать.
– Священник сказал, что это неважно, сколько мужчин было. Шесть или один. Грех он и есть
Я не могу обсуждать такие интимные подробности в принципе, а уж в присутствии Победительницы и подавно. Делаю усилие над собой.
– А ты сказал священнику, что Ника больна?
– Нет. Забыл,– отвечает сын.
Мне хочется закричать. Завыть. Но я снова молчу.
Из жалости, из соображений гуманизма, из этических соображений – Бог знает почему, но я ничего не могу сказать в присутствии Вероники.
Кстати, победительницей Ника не выглядит: крылышки поникли, глаза припухли. Не вызывает сомнений, что она плакала. Признание далось ей нелегко.
И снова я жалею Нику по-женски и по-матерински. И как грешница грешницу.
– Ника,– ласково говорю я,– не расстраивайся. Сергею нужно время все обдумать.
– Да!– Сын с благодарностью кивает мне в камеру.
– Почитайте вместе акафист Богородице Целительнице,– прошу я.
Нике предстоит разочарование: Сергей слушает свою маму, а не ее.
Дальнейшее я знаю со слов сына: Ника снова рыдает, отказывается читать акафист Целительнице.
– Тебе нужнее Бог, чем я!– выкрикивает она.
Снова слезы, снова катание по полу и звериный вой, от которого у сына кожа становится гусиной…
Гл.3
… Вопреки здравому смыслу следующий сеанс связи проходит снова из квартиры Победоносной.
Для меня это полная неожиданность – ведь мы условились, что сын возьмет тайм-аут.
Из-за плеча Сергея выглядывает кудрявая головка:
– Здравствуйте, Виктория Степановна!
– Здравствуй, Ника.
– Мам, Ника пригласила меня на дачу,– сообщает сын.– Хочет познакомить с родителями.
Не могу удержаться от замечания:
– Ваши отношения развиваются слишком стремительно!
Кудряшка воспринимает замечание как комплимент и весело хохочет.
Что-то мелькает у меня в голове. Смутная догадка о чем-то… В сознании вспыхивает предостережение: осторожно!
– Мне родители запретили привозить на дачу парней,– выкладывает Ника.– Папа сказал, что будет знакомиться только с моим женихом. Но я очень хочу на дачу, и уговорила родителей, чтобы они разрешили Сергею приехать.
Испытываю крайнюю степень смятения.
При девочке, которая сидит на антидепрессантах, сказать сыну «нет»?
К тому же он спит с ней!
Как специально, сын требует от меня откровенности в присутствии Вероники:
– Так я поеду?
– Ты же готовишься к причастию,– вспоминаю я.
– А мы вместе будем причащаться,– заявляет Ника.
Слова эти ласкают мой слух и убаюкивают бдительность.
– А там церковь есть?
– Есть! Там мужской монастырь в семнадцати километрах.
Я попрошу маму, она нас отвезет на службу,– радуется собственной сообразительности Ника.Сомнение отступает, как зверь по команде дрессировщика, становится ручным.
Я благодарю Бога за то, что у сына верующая девушка, и что они будут причащаться из одной чаши, с одной лжицы. Именно об этом были мои молитвы.
И я отдаюсь на волю Божью:
– Поезжай, конечно, сынок!
Гл.4
… На дворе июнь. Петров пост.
В воскресенье я исповедуюсь и причащаюсь.
Своему духовному наставнику и руководителю, настоятелю церкви в честь иконы Казанской Божьей Матери иерею Николаю, рассказываю о своих терзаниях, о том, что сын познакомился с девушкой, а девушка больна.
– Болезнь, – говорит о. Николай,– это милость Божья. Молись. Все Господь управит.
После причастия на сердце у меня мир и покой. Я верю в промысел Божий и доверяю Отцу Небесному своего сына.
Читаю благодарственные молитвы, пью чай с медом и устраиваюсь под пледом на диване.
Позывной скайпа раздается в тот самый момент, как я погружаюсь в приятную дрему.
Едва сын успевает сказать «привет, мам», вступает Ника.
– Ой, Виктория Степановна! Здравствуйте! Мы такое пережили!– В голосе возмущение, личико возбужденное.
– Что такое?
Ника подобна шутихе.
– Мы были в Ферапонтовом монастыре,– выстреливает она.– Сережа хотел причаститься, его не допустили. Сначала меня тоже не допускали, но я сказала, что я болею, и меня причастили. Это ужас какой-то!
– А в чем ужас?
– Сейчас Сережа вам расскажет.
Сын получает возможность изложить свою версию событий:
– На исповеди я сказал, что живу с девушкой, а священник сказал, что это грех, что нужно воздерживаться до свадьбы. Спросил, готов я жениться или нет. Если нет, то надо прекратить отношения.
Сын выглядит обескураженным. Я испытываю мгновенную и острую радость, на смену которой приходит удовлетворение. Слава Богу за все.
Наконец-то!
Все так и должно быть.
– Сынок, но этого и следовало ожидать.
– Что за средневековье! – взрывается Ника.– Все так живут!
– Не все,– понимая тщетность, слабо возражаю я.– То, что вы делаете – это грех. Блуд. Что не понятно?
– Я не могу это слушать,– заявляет Ника и покидает комнату.
Мы с сыном получаем возможность обсудить случившееся.
– Что это за реакция? – шепотом спрашиваю я.– Сережа, она что, не понимает, что это грех?
– Я тоже не понимаю,– признается сын. – Священник сказал, что накладывает на меня епитимью.
Мне становится страшно.
– В чем выражается епитимья?
– Я не понял.
– А почему не спросил?
– Не знаю. Что делать, мам?
– Что делать? «Доверием Богу и смирением решаются все проблемы»,– цитирую я Паисия Святогорца.– Будешь ходить в церковь, сынок, и молиться. С сегодняшнего дня начинай читать покаянный канон Господу нашему Иисусу Христу. И готовься снова причащаться. Все Господь управит.