В огне страсти

Еще одна причина быть благодарной мужу. Дугалл никогда не узнает, что его воспитывал родной дядя, но Френсис нашел способ привязать мальчика к его родне.

– Битва при Гленливете случилась давным-давно, Дункан. Наша вражда окончена. К тому же Френсис не имеет никакого отношения к тому, что с тобой случилось.

Ей показалось, что Дункан вздрогнул, но в ровном тоне его голоса не слышалось даже намека на то, что он думает.

– Почему ты так уверена?

– Потому что он никогда не совершил бы столь бесчестного поступка и не оклеветал бы невинного человека, назвав его предателем.

– А твой отец?

Она плотно сжала губы, а на щеках выступили гневные пятна.

– Я этого не говорила.

– Грант должен был связаться с кем-то в лагере Гордона, а твое поспешное замужество лишь подтверждает, что это был твой супруг.

Если бы только он знал правду! Человек, который, по мнению Дункана, облил его грязью, на самом деле дал eго незаконнорожденному сыну не только имя, но и наследство Френсис знал о ее беременности, когда женился на нем Немногие мужчины поступили бы так, как он, – признали чужого ребенка своим собственным, воспитывали и любили его, как родного.

Ее муж сделал для нее невероятно много, а она так и не смогла дать ему то единственное, чего он хотел, – свою любовь.

Ее охватило чувство вины. Но зато, черт возьми, можно остаться ему преданной. И не позволить Дункану запятнать имя Френсиса.

– И ты готова отрицать, что твой отец сотрудничал с твоим мужем?

– Нет. – Именно Френсис встречался в тот день с ее отцом в покоях лэрда. – Но на этом основании нельзя обвинять человека в измене.

Взгляд Дункана обжигал.

– Причина многих измен – в женщине. В данном случае – в тебе. Не согласна?

Джинни покачала головой:

– Ты ошибаешься. Френсис покинул замок Фруи до того, как я рассказала отцу про нас с тобой. Мой муж не имеет никакого отношения к тому, что с тобой случилось.

Вспомнив разговор про карту и золото, подслушанный несколько дней спустя, Джинни почувствовала неуверенность, но решила гнуть свою линию:

– Ищи доказательства своей невиновности в другом месте, Дункан. Я не позволю тебе запятнать доброе имя моего мужа. – За все то, что Френсис для нее сделал, она обязанa ему хотя бы этим.

Но у нее были и более важные причины. И дело не только в том, что может стать известно, чей сын Дугалл (чего Джинни очень боялась), и даже не в тех неприятностях, которые может навлечь на ее семью напоминание о Гленливе. Вызвав подозрения в адрес Френсиса и назвав его предателем, Дункан подвергнет сомнению наследство ее сына, поставив под угрозу все, что она сделала для Дугалла.

Если она и сочувствовала судьбе Дункана, все исчезло перед угрозой, которую он представлял для ее сына.

Нужно было воспользоваться той возможностью и выдать его.

Дункан с трудом мыслил сквозь пелену гнева, пульсирующего в крови. Как ей удается так воздействовать на него?

Он совершил ошибку, прикоснувшись к ней. Его кожа до сих пор горела в том месте, где Джинни к нему прижималась. На какой-то предательский миг тело его пронзило желание, а воспоминания о наслаждении оказались слишком сильными, чтобы им противостоять.

Он ненавидел любого рода слабость, но вынужден был признать, что Джинни затрагивает его так, как не удавалось ни одной женщине.

И все так же чертовски красива! Стоит перед ним, глаза сверкают, щеки горят, волосы блестят, как медь под ярким солнцем…

И вся эта страсть, все чувства предназначались другому. Он хотел, чтобы все это принадлежало ему. Внутри бушевала примитивная потребность – прогнать прочь все мысли об этом другом. Дункан пытался взять себя в руки, сжимая кулаки. Он впился в Джинни взглядом, в котором горел вызов.

– И как ты собираешься меня остановить? Решительный отказ помочь ему, хотя бы предположить, что ее муж мог участвовать в том, что с ним случилось, бесил Дункана. Неприкосновенность имени мужа важнее, чем его свобода и даже жизнь! И плевать ей на восстановление справедливости.

А чего он ожидал? Ничего за десять лет не изменилось. Ее преданность семье по-прежнему выше всего.

Снова была проведена черта, и Джинни опять оказалась не на его стороне. Чтобы доказать свою невиновность, ему придется потревожить членов ее семьи, возможно, раскрыть неприглядную правду, а она сделает все, что в ее силах, лишь бы не допустить этого. Похоже, ее интересы всегда буду: противоречить его.

– Я могу позвать стражу, – угрожающе произнесла Джинни. И выглядела достаточно разозленной, чтобы так и поступить.

– Но ты этого не сделаешь, – сказал Дункан куда более уверенно, чем чувствовал. Она посмотрела на него долгим взглядом, и он подумал, не просчитался ли?.. Когда-то он с легкостью понимал ее, но теперь она стала такой хладнокровной и сдержанной. А ее равнодушие к его судьбе возмущало Дункана. Но больше всего его выводила из себя преданность чертову мужу.

Он сделал шаг к Джинни, нависнув над ней, заставляя ее признать, что их отношения тоже для нее что-то значили, что вспоминает о том, что их связывало, не он один. Он видел, как она напряглась, как все быстрее пульсирует жилка у нее на шее, как чувства ее воспламеняются. Она хотела отступить, но гордость не позволила ей сделать это.

– И не важно, что ты тут говоришь, Джинни. Я думаю, ты все еще помнишь, как нам было хорошо вместе.

– Юношеское баловство? Ты забыл, что я была замужем десять лет и знаю, в чем разница.

Внутри вспыхнула жаркая ярость. Она зашла слишком далеко! Только подумать – представить себе! – Джинни с другим мужчиной, и он сходит с ума.

Дункан сжал ее в объятиях, притиснул к себе. Услышал, как она ахнула, почувствовал дрожь ее тела и едва не взревел от удовлетворения, ощутив, как твердеют прижатые к его груди соски.

Дункан впился в ее губы и поцеловал Джинни со всем пылом, который она разбудила в нем своими насмешками. И застонал, едва ощутив на губах ее вкус. Ту самую медовую сладость, которую так и не смог забыть.

Ее губы оказались мягче, чем он помнил, кожа и волосы то же ароматны.

Своим поцелуем он наказывал ее. Целовал сильно и жестко. Дункан просто оголодал. Одна его рука скользнула ей на шею, нырнув под шелковистые волосы, другая опустилась на округлые ягодицы, приподнимая Джинни вверх.