В огне

Вдоль берега, на дороге, мощенной камнем, толпился народ. Особенно много людей было у въезда на мост. Лопатами, мотыгами, ломами они крошили и пересыпали землю; заваливая воронки.

Тяжело груженные автомашины с погашенными фарами, урча и переваливаясь на ухабах, ползли по только что восстановленной дороге; скрипели повозки, запряженные буйволами и лошадьми, но больше всего, пожалуй, было грузовых велосипедов.

Под покровом ночи обочинами большака и тропинками, вьющимися по межам через поля, шли и шли люди — мужчины и женщины, стар и млад — они несли мотыги, лопаты, корзины и коромысла. Это крестьяне шли строить новые позиции для зенитчиков.

В шестой роте начался ужин. Ребята ели вяло, хотя Хюйен, обходя расчеты, уговаривал их поднатужиться и «полностью решить проблему вечернего рациона».

— Разве в такую жару много съешь? — отвечали солдаты. — Попьешь воды, а больше ничего и не надо!

Но дело было не в погоде и даже не в том; что солдаты устали. Хюйену и самому кусок не лез в горло. Перед глазами снова и снова вставали картины недавнего боя, огненные кусты взрывов и дым, крутящийся над воронками…

После ужина Дык приказал готовиться к земляным работам. Рота оживилась. Все были уверены, что новые позиции выгодней теперешних. Сегодня в течение дня ребята приглядывались к трассам американцев и решили, что высота, на которую им предстояло перебраться, — самый лучший огневой рубеж.

— Эх, — сокрушались они, — будь мы там, наверняка ощипали бы несколько птичек!..

Едва стемнело, из деревни потянулись люди. И не сто пятьдесят человек, как днем обещал Дыку товарищ Тай, а человек пятьсот или шестьсот. Пришли и старики, и школьники вместе с учителем.

Тай торжественно явился на командный пункт с мотыгой на плече.

— Мы постановили, — объявил он, — чтобы солдаты сегодня не работали! Ребята дрались весь день, пускай отдохнут. У них еще все впереди!

— Но ведь…

— Это что же, такая тьма народу, как у нас, да не выроет пару окопов?! Между прочим, никого не пришлось уговаривать. Все пожелали идти — до последнего человека! Еле убедили остаться дома матерей с малыми детьми да самых древних старцев. Вон у тетушки Бонг пятеро в семье — и все явились, да еще со своим инструментом. Так что вы уж лучше отпустите солдат искупаться. Потом им от кооператива суп принесут, а там, глядишь, и на покой. Пусть отоспятся как следует! И завтра, в четыре утра, когда пушки станете перетягивать, нечего вам вызывать тягачи да грузовики — сами все сделаем; снаряды и прочий припас тоже перенесем. А солдаты на новое место пойдут налегке. Вы только командиров пришлите, чтоб объяснили, что к чему, как все сделать по науке.

Тай уламывал Дыка и Хюйена, пока те не согласились с ним.

— Ну вот, — сказал он, — теперь все как надо, по справедливости!

— Тхо, — приказал Дык, — возьмите людей и покажите товарищам, где и какие работы потребуются. Я ухожу на совещание в штаб, оттуда — прямо к вам на строительство.

Хюйен собрал личный состав роты и рассказал про инициативу крестьян.

— Вот так обстоит дело! — сказал он в заключение. — Мы решили согласиться с их предложением. Нельзя отказываться от народной любви и щедрости.

— Зато уж мы завтра дадим янки спуститься пониже, — раздался из темноты чей-то молодой, звонкий голос, — и шарахнем прямо в брюхо.

— А если они в мост попадут? — возразил кто-то. — Надо и мост ведь сохранить в целости!

Тут все заговорили разом.

— Внимание, товарищи, — громко, перекрывая все голоса, сказал Хюйен, — сейчас в каждом расчете провести летучки. Пускай люди выступят с самокритикой: какие у нас в сегодняшнем бою были недостатки и какие успехи. Сделаем необходимые выводы и обсудим, как будем драться завтра. Затем — осмотр орудий и боекомплектов и подготовка техники к транспортировке. После чего расчеты купаются поочередно. Сегодня всем лечь пораньше. Первое орудие — дежурное. Парторгам расчетов остаться. Остальным — разойтись!

* * *

Пока в подразделениях шли собрания, на КП боевой группы прибыли командиры рот. Они рассаживались в небольшой, крытой листьями землянке. Посредине на развернутой тактической карте стоял фонарь. Рядом непрерывно звонил телефон: подразделения докладывали о готовности к переброске, советовались, излагали свои просьбы.

Суан сидел молча. У его ног лежал зеленый рюкзак, на ротором химическим карандашом было выведено: «Чан Ван Дыонг I».

Слушая выступающих, он осторожно развязал рюкзак. Сердце его сжалось, он вспомнил вдруг, как Лить говорила сквозь слезы: «Мне жаль парнишку!.. Так жаль…» В рюкзаке лежали аккуратно сложенная противомоскитная сетка, одеяло и комплект обмундирования, выстиранный и тщательно отглаженный, сумка с принадлежностями для умывания, записная книжка и маленькая квадратная коробочка из благовонного дерева, на крышке которой был приклеен листок бумаги с надписью: «Мама, посылаю Вам в подарок эту шкатулку, чтоб Вы в ней держали бетель». На самом дне оказалась бамбуковая свирель и палочки для еды, искусно вырезанные из красивого, похожего на слоновую кость бамбука, что растет на западе. Они были обернуты полоской бумаги, на ней виднелись какие-то буквы. Суан прочитал на свету: «Лиен, моей любимой…» Фонарь закачался и уплыл куда-то вдаль. Перед глазами Суана возникло лукавое личико девушки, приходившей в политотдел полка. Она зарделась тогда от смущения, объясняя, что разыскивает Дыонга, своего земляка… Наверно, это была Лиен… Суан старательно увязал рюкзак и прислонил его к стене.

Начальник штаба Зиак водил карандашом по карте с красными пометками.

— Позиции, которые строит «шестерка» на этой высоте, дают возможность эффективно выполнить поставленную задачу: прикрыть огнем мост и лесопилку. На другом берегу реки следует подготовить новые позиции — вот здесь… и тут. Завтра утром еще одна рота будет переброшена ближе к берегу, это позволит сконцентрировать огонь. Что касается «единицы», то я предлагаю передвинуть ее на позиции, которые строит шестая рота, а к мосту переставить «шестерку». В первой роте есть потери и выведено из строя одно орудие, «шестерка» же в последнее время была на более спокойном участке. Я думаю, такая замена правильна.

Мау, который все время сидел опустив голову, поднял глаза на Шона:

— А вы что думаете об этом?

Несколько секунд длилось молчание. Шон сидел, поджав ноги, в углу, и шедший снизу, от фонаря, свет резко очерчивал его лицо.

— Ну что ж, — произнес наконец Шон, — если будет приказ о переброске, мы его выполним. Но у нас в роте есть другое мнение.

— Изложите толком, какое мнение?

— Мы хотим остаться на старом месте у моста. Предлагаем только командованию перевести одно из подразделений на высоту «сто двадцать».

— О высоте «сто. двадцать» разговор еще впереди. Давайте решим первый вопрос. Мау повернулся к Фаунгу.

— По-моему, «единица» вполне боеспособна, — сказал замполит группы. — Пускай она остается около моста, ребята справятся!

Фаунг улыбнулся и поглядел на начштаба, словно говоря: «Соглашайся же. Будь спокоен, ничего не случится!»

— Я согласен с товарищем Фаунгом, — кивнул Мау. — Оставим первую роту у моста, надо им только перейти на запасные позиции.

Все ждали, что скажет комиссар.

— Ребята из первой роты дрались у моста не на жизнь, а насмерть, — заговорил Суан. — К позиции этой они привыкли. Там полегли их товарищи, и бойцы хотят отомстить за них. В другой роте, может, и личный состав укомплектован, и все орудия в строю, а передвинь мы ее к мосту, она не покажет себя в бою так, как «единица». Думаю, правильно будет оставить «единицу» около моста, верю, что первая рота выполнит свой долг с честью. Да почему бы вам не выделить им одну пушку?

— Шестая рота просит разрешения отдать один расчет в распоряжение товарища Шона.