В огне
Шрифт:
То счастье, та радость, что он находил в свирепой волне Силы, которая всегда окружала его, теперь поблекла. По сравнению с тем, что он испытывал, смотря в счастливые лица своей семьи, которую никогда не надеялся обрести, ощущение власти было несколько блеклым, но тем не менее, тоже приятным.
Кошмар о смерти любимой безвозвратно утонул в прошлом, исчезая под толстым слоем настоящего. Она выжила, вопреки тем пророчествам, что приходили по ночам.
Да, вчера они оба были на грани, но сумели выбраться из когтистых лап смерти. Как же прекрасно, когда кошмары, которые преследует тебя, не давая покоя, растворяются,
Лишь одна вещь грызла изнутри, подтачивая эйфорию, текущую по жилам. Он все еще чувствовал себя виноватым из-за происшествия на Мустафаре.
Падме тоже помнила об этом каким-то краешком души, но старательно загоняла все неприятные воспоминания в дальний уголок сознания. Не для того она боролась со смертью, чтобы сейчас обижаться на человека, без которого не мыслила жизни. Она уверяла себя, что это единичный случай.
Ничуть не стараясь сдержать счастливую улыбку, Амидала взглянула на Энакина, который вошел в комнату с ужином в руках. Ее аппетиты превысили все возможные пределы даже во время беременности, но она упорно не обращала на это внимания, зная, что чуть позже это пройдет, и она сможет вернуться в форму.
Муж казался таким маленьким по сравнению с палатой, которую им выделили в клинике… Она больше напоминала одну из ее залов-приемных в квартире на Корусанте, и Падме невольно задумалась, в чем причина. Ответ, как ни странно, лежал на поверхности.
«Не иначе, Энакин постарался».
С родов прошли уже сутки, но она до сих пор помнила перепуганные насмерть лица врачей, когда они вывозили ее из операционной. Причина была явно не в ее состоянии, и не в состоянии малышей, которые были абсолютно здоровы. Через несколько минут, заметив пару опасливых взглядов в сторону мужа, Амидала поняла, что случилось, пока она была без сознания, балансируя на лезвии.
Она слишком хорошо знала вспыльчивый характер Энакина, чтобы с уверенностью говорить, что он наверняка спустил всех вуки на врачей.
С недавнего времени он поменялся. Стал более жестким… Лишь наедине с ней сквозь жестокую маску проглядывал тот Эни, которого она знала и любила.
Восстановление проходило очень быстро, спасибо современной медицине. Уже сейчас, стиснув зубы, не обращая внимания на короткую вспышку боли, ничтожную по сравнению с тем, что пришлось испытать на операционном столе, она отошла от колыбельки, делая осторожный шаг к мужу, вошедшему в комнату.
– Эни, - выдохнула Падме, заключая его в объятия, которые окончательно избавили ее от всех негативных мыслей.
Когда она была рядом с ним, так близко… волнение исчезало, будто луна поутру.
Оставив поднос на волю Силы парить в воздухе, он ответил на ее объятия, чувствуя, как воспоминания о терзающих его кошмарах уходят.
– Тебе еще нельзя так много ходить, - укоризненно проговорил Энакин. – Ты потеряла слишком много сил.
Одним аккуратным, но быстрым движением он подхватил ее на руки, перенося к постели, которая явно уже слишком надоела жене. Падме сначала хотела возразить, но все слова исчезли, когда она заметила поднос с едой, парящий в воздухе. Удержаться от тихого (дети же спят!) смеха было невозможно.
Энакин удивленно приподнял бровь, не понимая, что послужило причиной столь легкомысленного поведения.
– В чем дело, сенатор? – с притворной серьезностью спросил
он.– Я никогда к этому не привыкну, - не прекращая смеха, проговорила она, с опаской косясь в сторону колыбельки. – Парящий поднос….
Вопреки опасениям, дети никак не отреагировали на вспышку веселья, пронёсшуюся по комнате. Малыши по-прежнему спали, заставляя чувствовать приятное спокойствие, перемешанное со счастьем.
За всю свою жизнь Падме недооценивала и переоценивала огромное количество вещей. Но самой большой ее ошибкой были убеждения насчет семьи. Она считала, что политика сможет дать ей все, что нужно. Она считала, что государственные посты – ее единственное призвание, однако, сейчас, испытав на себе всю прелесть материнства, она ни за что бы не отказалась от этого в пользу политики, как часто делала раньше, отвергая всех ухажеров…
Впрочем, Падме просто не могла дать им шанса. Эни был единственным человеком, с которым она хотела быть рядом.
Аккуратным, бережным движением он опустил ее на мягкие простыни, присаживаясь рядом.
Стоило лишь пожелать – и поднос, до этого парящий в воздухе, подлетел ближе, опускаясь на колени Падме.
– Твой ужин, - самодовольно заявил Энакин, наблюдая реакцию жены, которая была несколько поражена количеством блюд на квадратный дециметр поверхности.
Удивленно приподняв бровь, она уставилась на тарелочки, пытаясь выбрать, что же съесть первым. А выбор был обширным…
Победила местная разновидность лосося. Причмокивая от удовольствия, она отправила маленький кусочек в рот, кидая хитрый взгляд на Эни, который наверняка ничего не ел. Он всегда забывал о себе, заботясь о ней или об «агрессивных переговорах».
– Ты тоже попробуй, - безапелляционно заявила она, пальцем показывая на маленькую, отсвечивающую розовым рыбку.
Однако, Энакин схитрил. Не желая признаваться, что уже поел, он аккуратно ухватил ее за перепачканный в соусе палец, бережно слизывая с него пряную жидкость.
– И правда, вкусно, - ухмыляясь, проговорил он. – Но я подожду главного блюда.
Падме изо всех сил напряглась, пытаясь сдержать смех, желающий вырваться наружу. Однако, продержалась она всего секунду, и, уже хихикая, доела вторую рыбешку, приступая к следующему блюду.
Наконец, закончив ужин, она довольно откинулась на подушку, наблюдая за подносом, который сам по себе воспарил по направлению к тумбочке.
– Спасибо. Надеюсь, я не слишком потолстею, - усмехнулась Амидала.
Энакин, в притворном огорчении потупил глаза.
– Что ж, раз ты так переживаешь, я не буду больше носить тебе еду.
Еще одна маленькая вспышка смеха.
– Эй, так нечестно!
– Шучу, - едва слышно усмехнулся он.
Внезапно лицо Энакина стало серьезным.
Конечно, можно было бесконечно смеяться, делать вид, что ничего не произошло, но… события на Мустафаре определенно должны были повлечь за собой извинения. Энакин нахмурился, собираясь с силами.
Безумно не хотелось поднимать эту тему, но это было необходимо. Любые недосказанности в отношениях давят, заставляя чувствовать себя неуютно. Да, хотелось забыть о том, что произошло. Но это было невозможно, пока он не попросит прощения, не извинится перед ангелом…
– Падме… - начал он, и тут же замер, внимательно вглядываясь в столь дорогое лицо.