В океане "Тигрис"

Тур колебался.

— Престижа вы не уроните, — настаивал Игорь Антонович. — Открытое море начинается за маяком. Я, в сущности, вывожу вас из района порта, разве это предосудительно?

В общем, в двадцать один час с минутами винты «Славска» заработали, и караван тронулся в прежнем порядке, теплоход, шлюпка в качестве амортизатора, следом — мы.

Утром проснулись от качки. Маяк — вон он, по волнам гуляют барашки, ветер свежий и до безобразия не подходящий, почти встречный.

Тур, Норман, Детлеф и я вновь переправились на «Славск» — подоскональнее разузнать насчет погоды. Запросили по радио прогноз, ответ получили неутешительный. Игорь Антонович готов был продолжать буксировку, но Тур взбунтовался: «Сколько можно? Пора, наконец, идти самостоятельно!» Усаковский взглянул на Хейердала с уважением: «Тогда — доброго пути».

НЕ СПИТСЯ

Четверть третьего ночи. Вскочил, как подбросило, — куда бежать, что хватать? — и опомнился. Комфорт, уют, тишина.

Чего недостает для счастья? Хруста камыша недостает? От наглаженных простыней отвык?

Пойду на корму, проведаю своих.

Проведал. Насколько мог видеть, все в порядке. Фонарь горит, трос натянут.

Движемся еле-еле, узла два даем — будет машинистам потом забот.

Не заснуть, и точка. Ладно, раз так, значит, на вахту. На чем остановился с вечера? На том, как утром третьего декабря на траверзе маяка Шатт эль-Араб мы покидали «Славск».

ПЕРВЫЙ ШТОРМ

Отшвартовались без блеска: крепко стукнулись носом о корпус «Славска», затем приложились еще раз, затем чуть было не попали под его винты. С большим трудом подняли парус, опустили оба выдвижных киля и пошли — не к Бахрейну, а скорее в сторону Кувейта. Под острыми углами к ветру — сразу определилось — «Тигрис». не ходит, для него предел — галфвинд, и то через силу, плюс еще снос течением, — практически нас волочило строго на запад.

День пролетел не помню в каких делах. К ночи волнение разыгралось, у двоих членов экипажа появились симптомы морской болезни. Решили стоять на вахте попарно и по две смены. Мне предстоит дежурить «собачью», перед рассветом, и по доброй привычке штормующих мореплавателей, когда им только и остается ждать дальнейших событий, я завалился спать.

Около двадцати трех меня разбудил крик Тура: «Все наверх!» На секунду почудилось, что ожили авралы «Ра», ветер свистит, бортовая качка, на палубе суета, Норман командует, Карло тянет канат — нет, я не на «Ра», там, среди океана, мы от мелей и рифов были избавлены, а здесь — прямо по курсу — огни, это остров Файлака, нас несет к его побережью, на камни.

Упал сброшенный парус, мы с Норрисом и Рашадом кое-как свернули его и закрепили. Детлеф спешно готовил носовой якорь — надо бы сперва плавучий, чтобы погасить скорость, но наши навигаторы не желали никого слушать. Якорь был брошен, взял дно — и трос лопнул, как нитка.

Детлеф не унывал, у нас в запасе имелся еще один якорь, маленький, на корме. Привязали к нему веревку, надежную, трехсантиметровой толщины — подарок моряков «Славска», — бросили якорь, опять-таки взял дно, веревка натянулась и… развязалась…

БЕСПОМОЩНОСТЬ

В книжке Хельмута Ханке «Люди, корабли, океаны» — она передо мной на столе — приведен анекдот: в Вустровском мореходном училище на штурманском экзамене экзаменатор затеял игру в вопросы и ответы.

— Что вы будете делать, если судно при сильном шторме потеряет управление?

— Отдам якорь.

— А если якорная цепь порвется?

— Тогда я отдам аварийный якорь.

— А если потеряете и его?

У кандидата в штурманы лопнуло всякое терпение:

— Тогда мне остается только позаботиться о чистых штанах!..

На «Тигрисе» в сходной ситуации у нас отыскались иные заботы. Выбросили плавучий парашют, с которого надо было начинать, подняли повыше рули, чтобы меньше было риску их поломать, когда врежемся, — как будто нам только и грозило, что потерять рули, — и на этом борьба за лодку и за себя кончилась. Средств к спасению не оставалось никаких.

Ветер крепчал, все вокруг трещало и ходило ходуном. Хорошо еще мы с Карло днем проверили и подтянули крепеж мачты.

Острова приближались.

ВПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ

В четыре часа я принял вахту. Почти сразу же на мостик поднялся Тур.

— Дрейфуем?

— Дрейфуем. Парашют не держит.

— Может, попробуем поднять парус и обогнуть скалы? Понесет в щель между островом и материком, а там — рифы, отмели… Знаешь, что говорит об этом береге лоция?

— Нет, не знаю.

— Что на него не рекомендуется высаживаться без вооруженной охраны.

Он медлил, мялся и, наконец, предложил будничным тоном, словно речь шла о чем-то незначащем:

— Возьми прожектор, посигналь, как положено, три точки — три тире…

Я ушам своим не поверил. Тур приказывал дать «SOS»!

Ни на «Кон-Тики», ни на «Ра» до этого дело не доходило, ни разу в жизни Хейердал не подавал сигналов бедствия. Неужели нам сейчас настолько плохо?!

Не было ни великанских валов, ни рушащихся мачт, ни других признаков смертельной опасности — просто под хмурым небом, при пятибалльном волнении «Тигрис» понемножку, медленно и неотвратимо затягивало на каменистое мелководье. Морские катастрофы не всегда моментальны. Помню, в детстве меня потрясли страницы из «Человека, который смеется» Виктора Гюго: тихая погода, солнце, ласковый спокойный океан, и посреди всего этого мирного великолепия тонет парусник, не совладавший с пробоиной, — плавно, постепенно, безнадежно…

Зажег прожектор и стал мигать. С острова ответили миганьем, но беспорядочным. Там, видно, не знали азбуки Морзе и не понимали, чего мы хотим.

— А радио?.. — начал я и осекся — сквозь свист и плеск слышалось тарахтенье генератора. Норман выходил в эфир.

СНОВА «СЛАВСК»

Теперь мне известны подробности. В пять часов утра 4 декабря начальник радиостанции «Славска» Роман Липский принял наш призыв. Палубной команде был немедленно объявлен аврал. «Славск» снялся с якоря и пошел к Фай-лаку.