В открытом море(изд.1965)-сборник

— Может, господин Рейерсен покажет нам, как нужно стрелять в цель на такой волне? — предложил я.

— Я стреляю только по живым целям и в хорошую погоду, — не смутясь, ответил он. — А вам советую более расчетливо жечь порох.

И, сойдя вниз, Рейерсен закрылся в своей каюте.

Яшкунов после четырех неудачных попыток явился ко мне с пылающим от стыда лицом.

— Товарищ капитан, честное слово, я с гораздо большего расстояния расстреливал всплывавшие мины, — огорченно оправдывался он, — а здесь все непривычное: и прицельное приспособление, и летит как-то не так... линь, видно, мешает.

— А ты не очень смущайся, — посоветовал я ему. — Если бы люди с первых выстрелов били без промаха, то, наверное, не нанимали бы гарпунеров со стороны. Давай-ка подумаем, какой момент лучше всего выбрать для выстрела и как строить расчеты на такой волне.

Во время войны мне приходилось руководить стрельбой по самолетам и торпедным катерам. Я помог Яшкунову разобраться в его ошибках, и после обеда он вернулся к пушке — снова стрелять, уже сообразуясь с нашими теоретическими расчетами. Вторая попытка была более удачной: из пяти выстрелов гарпун два раза пролетел мимо, а три раза, круша тонкие доски, пробивал ящик насквозь.

Рейерсен больше не показывался из каюты. Стрельбу Яшкунова видел лишь Ларс Ольсен. Молодой норвежец горячо пожал руку Феде, затем вдруг нахмурился, круто повернулся и пошел к своему шеф-гарпунеру.

Я ждал, что после разговора с Ольсеном старик опять придет ко мне с протестом. Но он продолжал отсиживаться в каюте.

Вечером ко мне прибежал боцман и доложил, что вернувшийся от старика Ольсен за ужином опустошил флягу со спиртом и теперь буянит, рвется побить Рейерсена.

— А где Яшкунов? — спросил я.

— У штурмана в ходовой рубке.

— Пошлите его к норвежцу, пусть успокоит.

Через некоторое время я заглянул в кубрик. Ольсен уже не буйствовал. Он сидел, уткнувшись лбом в стол, и пьяно плакал. Его широкие плечи тряслись.

Я поманил к себе Яшкунова и поинтересовался:

— Чего это он?

— Да все из-за косоротого, — вполголоса сообщил Федя. — Ларс пошел спросить, не разрешит ли шеф пострелять ему гарпуном в цель. А тот затопал и наорал на него. «Дурной пример, — говорит, — берешь! Норвежцев опозорить хочешь? Только ненормальные стреляют в такую волну, а мы обязаны беречь славу первых в мире гарпунеров. Иначе нас никто нанимать не будет...»

Потом Яшкунов поднялся со мной по трапу наверх и сказал:

— Спьяна или со зла Ольсен предупреждал меня: «Не верьте Рейерсену, он на библии клятву давал никому не выдавать места, где проходят киты на кормежку, и строго хранить тайну старых гарпунеров. Он заметил, как ваш капитан делал записи, и теперь нарочно петляет, старается запутать его и увести подальше от хорошей охоты».

На другой день молодой норвежец по-прежнему был тих и покорен. Он поблагодарил Яшкунова за то, что тот не выпустил его из кубрика, и просил не верить всему тому, что наболтал в пьяном виде. Но я все же попросил штурмана вести прокладку курса даже в часы охотничьих маневров. Ломаные линии нашего курсирования на подходах к местам скопления китов получились нелепыми. На карте было видно, сколько мы делаем ненужных петель и зигзагов. Старик запутывал нас, полагая, что я не смогу в своих записях отметить точные координаты.

Рейерсен обычно не заводил нас в глубь больших океанских лугов фитопланктона, даже если видел вдали десятки фонтанов, взлетавших вверх. Он полным ходом приближался к китам, пасшимся по окраинам, и начинал преследовать их с таким расчетом, чтобы подальше уйти от богатейшей «китовой похлебки».

В конце февраля над океаном нависли тучи и задули ветры, приносившие частые снегопады и туманы, мешавшие охоте. У меня не был выполнен двухмесячный план, а гарпунера это не волновало.

— В марте еще будут тихие дни, — говорил он. — Зачем мне мокнуть на обледенелой палубе? Ведь за кита, убитого в плохую погоду, дороже не платят?

Я решил попытать счастья без норвежцев: посадил Яшкунова в «воронье гнездо» и сам пошел на поиски китов.

Волна в этот день была крутой. Мачта китобойца, с сидевшим в бочке на ее вершине матросом, раскачивалась словно гигантский маятник. Федя то и дело оказывался над бушующим океаном.

— Не укачает? — спросил я его в мегафон. — Из пушки стрелять сумеешь?

Он что-то крикнул в ответ, но из-за порыва ветра я не расслышал и только по выражению его лица, взмаху рук понял, что качка в воздухе ему даже как бы доставляет удовольствие.

На всякий случай я все же сказал боцману, чтобы он приготовился сменить Яшкунова.

Через некоторое время Федя показал мне рукой на серебристый отблеск облаков. Это означало, что где-то в той стороне находятся большие ледяные поля.

Я знал, что у кромки льдов любят пастись финвалы и синие киты, и повел судно по указанному направлению.

Вскоре показались айсберги и небольшие блинчатые льдины, плывшие по течению.

На некоторых льдинах виднелись тюлени, а вдали над обширным разводьем кружились чайки и буревестники — явный признак того, что где-то поблизости есть обильная пища — поля планктона.

Волнение здесь было меньшим. Осматривая в бинокль разводье, Федя вдруг крикнул:

— Справа по носу высокие фонтаны! Финвалы и синие киты!

— К пушке! — приказал я ему.

Яшкунов быстро спустился на полубак и занял место гарпунера, а в «воронье гнездо» вскарабкался боцман.

Мы стали осторожно пробираться среди льдин к разводью. Впереди то и дело взлетали фонтаны. Три финвала — мы научились распознавать их по конусообразным фонтанам, — то ныряя, то поворачиваясь на бок и показывая полосатое брюхо, кормились в центре планктонного поля, а четвертый кит плавал в стороне. Он дольше финвалов находился под водой и, всплывая, выпускал такой высоты фонтан, каких нам еще не доводилось видеть. Над зыбью океана вырастала стройная белая пальма. Широко распуская свою вершину, она держалась с минуту в воздухе, а затем становилась голубой и растворялась как облако.

«Гигантский синий кит!» — понял я и, конечно, направил судно к нему.

Яшкунов поднял руку, чтобы я несколько убавил ход, но едва я это сделал, как синий кит, точно обеспокоясь, выпустил два коротких фонтана и надолго ушел под воду. Я следил по секундомеру — он не показывался одиннадцать минут и вынырнул в неожиданном месте за кормой нашего судна.

Сделав полный разворот, мы средним ходом начали приближаться к киту. Гигантское животное, как бы не обращая внимания на судно, отдыхало на поверхности океана, выпуская частые фонтаны. Но как только я застопорил машину, надеясь по инерции подойти к нему, кит угрожающе хлестнул хвостом и ушел под воду: видимо, он был уже пуган и боялся неожиданно наступавшей тишины.

Вынырнув метрах в пятидесяти от нас, кит стал быстро удаляться. Я повел судно вдогонку ему.

Мы шли полным ходом по вспененному океану. Это была рискованная погоня, так как навстречу то и дело попадались обломки льдин. Столкнись с какой-нибудь из них на таком ходу — и судно получит опасную пробоину.

Яшкунов стоял наготове у пушки. Брызги встречных волн порой обдавали его с ног до головы, но молодой матрос словно врос в палубу.

Кит, мчась вперед, держался у поверхности воды и выпускал частые и короткие фонтаны.