В открытом море(изд.1965)-сборник

Сонное оцепенение овладевало Урванцевым: голос Демушкина доносился к нему словно издалека:

— И чего это рабочий народ в капиталистических странах договориться не может, чтоб всю сволочь разом долой! Видят же, как у нас дело идет... В Америке могли бы мертвые земли оживить, Африку лесом засадить. В пустыне Сахаре каналы вырыть... Там, поди, пальму больше всего высаживать надо, апельсины да финики...

* * *

На рассвете Урванцева разбудил кок:

— Прошу снять пробу.

Есть лейтенанту не хотелось. Во рту был какой-то железный привкус. Тряхнув взлохмаченной головой, он спросил:

— Как погода?

— Успокаивается, — ответил Салтаров, — молоко кругом.

Натянув непросохшие сапоги, Урванцев в одном свитере вышел на верхнюю палубу. Боцман встретил его в заиндевевшем бушлате. Туман окутывал море и сосны на берегу.

— Что синоптики передали?

— Обещают похолодание, — ответил старшина. — Ветер до двух баллов.

Лейтенант спустился в каюту, разделся до пояса, вымылся холодной водой и, растирая шею полотенцем, потребовал:

— Пробу сюда!

Суп, сваренный из бобовых и мясных консервов, остро пахнувший лавровым листом, показался ему необычайно вкусным. Урванцев съел все, что было в миске, и, чувствуя, как приятное тепло разливается внутри, сказал:

— Что-то не распробовал, порция мала.

Кок обрадовался:

— Разрешите еще принести?

— Довольно, я пошутил. Накормите команду. А мне горячей воды.

Потрогав шершавый подбородок, лейтенант взглянул в квадратное зеркальце и остался недоволен собой: его широкоскулое лицо заросло темной щетиной, около рта пролегли резкие бороздки, кончик носа шелушился, губы обветрились.

— Хорош, нечего сказать! — укорил он себя.

Он пришил к кителю свежий накрахмаленный подворотничок, тщательно выбрился и вышел на палубу помолодевшим и подтянутым.

Туман медленно рассеивался. Все снасти на катере казались поседевшими — их покрывали бисерно мелкие капельки влаги. У расчехленной пушки возился комендор.

— А вы, Демушкин, почему не завтракаете?

— Задержался, товарищ лейтенант. Девушка любит ласку, а пушка смазку, — бойко ответил комендор.

— Поторопитесь — скоро выйдем в море.

— Есть поторопиться!

После завтрака на катере началась суета общей приборки. Одни матросы смазывали механизмы и драили медяшку в нижних помещениях, другие — терли швабрами, окачивали водой и лопатили верхнюю палубу.

Лейтенант переговорил по радио с островом. За ночь никаких происшествий не произошло.

Через некоторое время опрятно прибранный сторожевик опять вышел в открытое море.

Туман поредел, но видимость по-прежнему оставалась плохой. Темная, словно густеющая вода продолжала дымиться на холоде.

В полдень пошел снег — вначале мелкий и слякотный, потом повалил крупными хлопьями. Море со всех сторон окуталось белесой пеленой, за которой исчезли и острова и горизонт.

Сторожевик стал на якорь. Палуба его побелела, сделалась скользкой.

Снегопад прекратился так же неожиданно, как и начался. Небо прояснилось, появились просветы среди облаков. Но сколько наблюдатели ни вглядывались в горизонт, за весь день не увидели ни одного судна.

Сумерки наступили быстро. Урванцев надеялся, что и ночь пройдет так же спокойно. И вдруг в седьмом часу гидроакустик доложил, что слышит далекий шум винтов.

Лейтенант вгляделся в сгущавшуюся мглу, но ничего не увидел в указанном направлении. «Не почудилось ли утомленному старшине?» — подумал он и для проверки сам спустился в рубку.

В наушники шумопеленгатора действительно доносилось далекое и неясное урчание. Лейтенант напряг слух и уловил среди общего шума характерный свистящий звук, какой получается от частых ударов лопастей винта. «Судно небольшое и быстроходное», — определил он.

Проложив точный пеленг и подсчитав расстояние до неизвестного корабля, Урванцев по радио связался с постом технического наблюдения.

— Сосна... Слышу на зюйд-весте шум винтов. Огней не вижу. О своих кораблях сообщений не было. Иду на сближение.

В ответ послышалось:

— Восьмой... Я сосна... В правом от вас квадрате появилось малое судно. Скорость восемнадцать узлов. Движется на вас. Какая нужна помощь?

Это говорил начальник технического поста лейтенант Дудник.

— По моему сигналу ракетой включите прожекторы, — попросил Урванцев. — Только не слепить меня.

Гидроакустик улавливал нарастающий шум винтов. Лейтенант приказал поднять на мачте два зеленых огня. По международному своду сигналов они означали: «Остановите немедленно свое судно».

Но невидимые нарушители продолжали двигаться с той же скоростью. Гидроакустик сообщил, что после сигнала они изменили курс: стали удаляться в сторону шхерных островков.

Урванцев выстрелил из ракетного пистолета и пошел мористее, чтобы отрезать нарушителям путь отступления.

С нескольких сторон одновременно взметнулись лучи прожекторов и заскользили по воде, окрашивая волны в дымчато-фиолетовый цвет. Прожектористы не спеша обшаривали свои участки моря, но не могли нащупать нарушителей.

— Куда они подевались? — недоумевал Урванцев.

И вдруг он увидел, как в полосе света заметалось плоское суденышко, похожее на спортивный скутер.

Яркий свет, видимо, ослепил водителя. Суденышко завихляло и, блеснув застекленным козырьком, развернулось на обратный курс. Оно двигалось зигзагами, чтобы вырваться из сомкнувшихся в пучок лучей.

Урванцев, дав полный ход, направил катер в погоню. Опасаясь, что нарушители скоро окажутся в полосе недосягаемости лучей прожекторов и скроются в темноте, он скомандовал:

— Демушкин, холостым... один предупредительный!

Прозвучал выстрел. Но удиравшее суденышко не останавливалось.

— Фугасными... с упреждением по носу, с недолетом по корме... Огонь!

Прямо перед носом скутера вырос белый столб воды. Суденышко вильнуло в сторону от всплеска и чуть не попало под второй снаряд, поднявший сноп брызг в трех или четырех метрах от кормы. Это, видимо, облагоразумило нарушителей, они моментально выключили мотор. Нос скутера опустился, пенистый бурун исчез.