В ожидании Махатмы

Вдруг все стихло: на возвышении появился Ганди и занял свое место.

— Вон Махадев Десай, — зашептал кто-то Шрираму в ухо. — А кто это там за Гандиджи?

— Это мистер Натеш, председатель нашего муниципалитета.

Услышав это имя, кто-то насмешливо захохотал.

— Когда Махатмаджи появляется, некоторые люди тотчас становятся патриотами.

— Еще бы! Иначе как им попасть в машину с почетными гостями и получить место на возвышении?

Громкоговорители взревели, покрывая шум голосов:

— Пожалуйста, тишина! Тишина, пожалуйста!

Махатма Ганди поднялся на возвышении, сложив в знак приветствия ладони. В ответ раздался оглушительный крик:

— Махатма Ганди-ки джай!

Он поднял руку — мгновенно наступила тишина. Он мерно забил в ладоши и сказал:

— Я хочу, чтобы вы это поддержали — похлопаем.

Люди сдержанно захлопали. Голос в громкоговорителе гремел:

— Нет. Этого мало. Мне нужно больше силы в ваших руках, больше ритма, больше решимости. Это должно походить на барабанный бой бойцов непротивления, идущих вперед, чтобы разорвать цепи, сковавшие мать-Индию. Я хочу, чтобы все подняли руки и забили в ладоши. Я хочу услышать мощный рокот. Нам нечего стыдиться. Я хочу почувствовать в нем единство. Я хочу услышать в нем единодушие.

В ту же минуту все мужчины, женщины и дети подняли руки над головами и забили в ладоши.

Шрирам не знал, нужно ли и ему внести свою лепту в этот оглушительный шум. Он заколебался.

— Я вижу, кто-то там в углу не очень хочет присоединиться к нам. Присоединяйся, ты будешь гордиться этой подготовкой.

Шрирам понял, что его обнаружили, и ударил в ладоши. Послышалось громкое пение:

— Рагхупати Рагхава Раджа Рам, Патхитха Павана Ситха Рам.

Простую мелодию вела девушка у микрофона. Гимн звучал снова и снова, а потом оборвался, когда Ганди начал свою речь. Он говорил на хинди, а Натеш переводил его слова на тамил. Вначале Махатма Ганди объяснил, что будет говорить принципиально только на хинди.

— Я не стану обращаться к вам по-английски. Это язык наших правителей. Он поработил нас. Я бы очень хотел говорить с вами на тамиле, вашем чудесном языке, но, увы, у меня сейчас слишком мало времени, чтобы выучить его, хотя я надеюсь, что, если Господь в своей бесконечной милости подарит мне должное долголетие, то есть сто двадцать пять лет, я смогу в следующий раз обратиться к вам на тамиле, не затрудняя нашего друга Натеша.

— Натеш умеет получать хорошие отзывы, — с горечью пробормотал кто-то.

— И с зайцами бежит, и с собаками охотится, — сказал школьный учитель.

— Махатмаджи видит их всех насквозь. Не думай, что он не знает, с кем имеет дело.

— Я вижу, там два человека беседуют, — загремел голос Ганди. — Нехорошо разговаривать сейчас, когда ваш сосед, возможно, хочет слушать. Если вы мешаете ему слушать, вы поступаете жестоко. Это разновидность химсы.

Говорившие тотчас опустили головы и замолчали. Все замерли.

Махатма Ганди продолжал:

— Я вижу перед собой огромную армию. У каждого из вас есть свои достоинства и свои недостатки, и все вы должны стремиться воспитать себя, только тогда мы сможем надеяться, что добьемся свободы для нашей страны. Армия всегда в учении, она держит себя в хорошей форме путем регулярной тренировки и дисциплины. Все мы, граждане нашей страны, являемся солдатами армии непротивления, но даже эта армия должна ежедневно упражняться, чтобы быть в хорошей форме. Нам не надо стоять на солнце и кричать «налево» — «направо». Мы должны следовать собственной системе: это Рам Дхун. Прясть на ручной прялке и следовать абсолютной Истине и непротивлению.

На митинге, устроенном вечером следующего дня, Шрирам занял место поближе к возвышению. Теперь он уже понимал, как следует действовать на подобных сборищах. Если ты колеблешься и робеешь, тебя отталкивают подальше. Если же глядишь хозяином, все расступаются, чтобы тебя пропустить. С этой целью он нацепил пару больших темных очков, которые придавали ему, он это чувствовал, важный вид. В таком виде он прошествовал сквозь толпу. Вся площадь была поделена на секторы перегородками из бамбука, которые разбивали людей на группы. Приняв вызывающий вид, он разом прорвался сквозь все преграды в первый ряд прямо у возвышения. Правда, в результате он оказался еще дальше от торговцев газированной водой и огурцами, которые действовали по краям огромной толпы. Зато здесь было еще одно преимущество: рядом находился огороженный сектор, где сидели женщины. Многие из них пришли сюда без украшений, зная, что Ганди не одобрял украшений и роскоши. Однако и без украшений женщины в своих разноцветных сари выглядели очень привлекательно, и Шрирам без зазрения совести разглядывал их, с удовольствием размышляя о том, которую из них он взял бы в жены. Если кто-то из женщин случайно смотрел в его сторону, он мнил себя центром притяжения. «О-о, мои очки произвели на нее впечатление — верно, она решила, что я важная птица». Ему вспомнились слова Ганди, сказанные накануне: «Все женщины — это ваши сестры и матери. Никогда не глядите на них с вожделением. А если вас беспокоят подобные мысли, то вот как можно от них избавиться: днем ходите, не поднимая глаз от земли, а ночью глядите на звезды». Так он ответил на вопрос, заданный кем-то из присутствовавших. Шрираму стало не по себе от этого воспоминания. «Он наверно прочтет мои мысли». Сидеть так близко от возвышения было рискованно. Гандиджи распознавал любого, кто нарушал порядок, с ним не соглашался, как бы далеко он ни сидел. Стоит ему подняться на возвышение, как он его тотчас застукает и крикнет: «Эй, ты там! Иди-ка сюда и признайся во всем. Скажи перед всеми, о чем ты сейчас думал. Если не можешь держать в узде свои мысли, не смотри вообще в сторону девушек». Шрирам решительно перевел взгляд в другую сторону, туда, где сидели мужчины. «До чего неинтересные и скучные лица! Куда ни глянь, видишь только какого-нибудь лавочника или учителя. Что толку всю жизнь смотреть на них?» Однако вскоре он снова безотчетно перевел взгляд на женщин, размышляя при этом: «Столько матерей и сестер! Вот бы мне разрешили с ними поговорить… Конечно, у меня сейчас нет никаких дурных мыслей в голове!»

Вскоре Махатма поднялся на возвышение, и Шрирам торопливо отвел взгляд от женщин и стал вместе со всеми увлеченно бить в ладоши и петь Рагхупатхи Рагхава Раджа Рам. После чего Гандиджи заговорил о непротивлении: он объяснял, как следовать этому принципу в повседневной жизни.

— Это очень просто, надо только в это верить. Если следить за собой, то ты будешь избегать всех поступков, больших или маленьких, и всех мыслей, даже самых потаенных, которые могут причинить боль другому человеку. Если быть бдительным, это получится само собой, — говорил он. — Когда кто-то обидел тебя или совершил поступок, в котором ты видишь зло, просто молись за уничтожение этого зла. Старайся чувствовать особое расположение к этому человеку — и ты увидишь, что сможешь изменить его. Именно это имел в виду Иисус Христос две тысячи лет назад, когда сказал: «Подставь другую щеку».

Он говорил, а Шрирам чувствовал, что не может порой уследить за ходом его мысли. Он не понимал, что говорит Ганди, но смотрел на него с восторгом, стараясь сосредоточиться и вникнуть в смысл его слов. Впервые в жизни он настоятельно хотел понять что-то, впервые чувствовал, что это ему не удается. Прежде он не сомневался, что все в жизни ему понятно, особенно после того, как стал распоряжаться собственным счетом в банке. Сейчас его впервые одолели сомнения в собственном уме и проницательности. Когда Махатмаджи заговорил о неприкасаемых и кастах, Шрирам, слушая его, в то же время размышлял: «В том, что он говорит, должно быть, много верного. Нам всегда кажется, что мы выше других. Как бабушка обращается с этим оборванцем, который ежедневно приходит к нам убрать мусор и вымести задний двор!» Бабушка была настолько строга, что не позволяла уборщику мусора подойти к себе ближе чем на десять ярдов и, разговаривая с ним, принимала привычный грозный тон. Да и сам Шрирам испытывал дьявольское удовольствие, изводя уборщика придирками и насмешками, хотя тот не обращал на их слова никакого внимания. Он просто делал свое дело, энергично мел метлой двор и только изредка останавливался, чтобы спросить: «Когда же хозяин отдаст мне старую рубашку, которую так давно обещал?»

Внезапно Шрирам заметил на возвышении девушку, которая недавно забренчала на базаре кружкой ему в лицо. На ней было белое домотканое сари, которое, как он заметил, ей очень шло. Раньше ему казалось, что носить кхаддар просто чудачество — такие одеяния хороши только для сумасшедших, однако теперь он понял, что это может быть необычайно красиво. На миг он задумался, в чем тут дело: в самой ткани или в том, кто ее носит? Однако решение этой проблемы пришлось отложить. Сейчас ему было не до отвлеченных размышлений. Она стояла, словно видение, возле микрофона на высоком помосте, и кто, как не она, был достоин стоять рядом с микрофоном самого Махатмы? С какой уверенностью она взирала на толпу! Если бы он мог сказать всем кругом: «Я знаю, кто там стоит возле микрофона, в который говорит Махатмаджи!» Его смущало лишь одно. Вдруг они возьмут и спросят: «А как ее зовут?» Тогда он пропал. Не мог же он ответить: «Не знаю. На днях она шла по базару, гремя своей кружкой. Хотел бы я знать, где она живет. Я буду благодарен, если вы мне скажете».

В эту минуту раздались аплодисменты, и он тоже захлопал. Гандиджи поднял руку и сказал:

— Вы хлопаете, чтобы выразить свое согласие со мной, но этого недостаточно. Я не готов принимать все это так легко. Прежде чем даже помыслить о том, чтобы просить англичан покинуть берега Индии, вы должны на деле убедиться в том, что в ваших сердцах произошла перемена. Шуметь и выкрикивать лозунги легко. Но этого мало. Я хочу, чтобы вы очистили свои сердца и мысли и уверились в том, что в них царит только любовь и не осталось горького осадка из-за того, что было в прошлом. Только тогда вы сможете сказать англичанам: «Пожалуйста, оставьте эту страну, мы будем управлять ею сами, хорошо или плохо, как сумеем, это наше собственное дело. Возвращайтесь в любое время, как наши друзья и почетные гости, но не как правители». И тогда, вы увидите, Джон Буль уложит свои чемоданы. Но будьте уверены в том, что в ваших сердцах любовь, а не горечь.