В ожидании счастья

Прошел час, и от того, что Бернадин ощущала на своей голове, как тонну волос, осталось что-то очень короткое, грамм на сто, не больше.

— Господи, — сказал Филип, — да я и не знал, что ты такая хорошенькая.

— Я понимаю, что ты мне льстишь, Филип, но прическа мне определенно нравится.

— Послушай, Берни. Если я сказал „хорошенькая", значит, это так и есть, поверь мне, золотце. Просто тебе следует научиться ценить собственное лицо. В конце концов, похоже, тебе и в самом деле надо было подстричься. Только теперь, чтобы все время так выглядеть, тебе минимум раз в месяц надо подправлять стрижку.

— Непременно, — сказала Бернадин. — И спасибо, Филип. Мне, правда, очень нравится.

— В самую точку попала, а, Джой? — подмигнул он Джозефу.

— Все от тебя будут просто падать, радость моя, — подтвердил тот, глотая кофе.

Дезире и той понравилось. Синди поинтересовалась, не хочет ли Бернадин как-нибудь сделать у нее макияж, па что Бернадин, взглянув на часы и убедившись, что за детьми ехать не раньше чем через полчаса, спросила:

— А как насчет того, чтобы сделать это прямо сейчас?

Потом одна из маникюрш заявила:

— Ну уж теперь тебе нельзя останавливаться. Давай-ка я поработаю с твоими ногтями.

Бернадин взглянула на ногти: обломанные, слоятся и все разной длины. Маникюр не помешал бы, но времени уже не было. Об акриловых она даже не хотела думать. Робин чуть не через день твердит: „Пора менять" или „Надо покрасить". Бернадин не до этого.

— В другой раз, — ответила она и оставила Филипу и Синди чаевые по десятке, перекрыв их дневную норму.

Она вышла из „Оазиса" обновленной и посвежевшей. Интересно, Саванна уже приехала? Автоответчик включен, так что, если Саванна и дома, то к телефону, скорее всего, подходить не станет, звонить нет смысла. Садясь в машину, Бернадин кинула сумочку на соседнее сиденье и еще раз посмотрелась в зеркало. Да, так намного лучше. Она полезла в сумочку за сигаретами, и оттуда выпала чековая книжка „Американ экспресс".

— Черт, я и забыла совсем! — сказала она и принялась искать ручку. Отыскав ее наконец на самом дне, она закурила и выписала на свое имя чек на шестнадцать тысяч.

— Мама, а когда папа приедет? — спросила Оника, опираясь на спинку переднего сиденья машины.

Бернадин понимала, что тянуть больше нельзя. Она уже давно собиралась сесть и поговорить с ними, но столько всего произошло и так быстро, что ей казалось, все еще не время. Да и сейчас, пожалуй, тоже. С другой стороны, ей хотелось, чтобы они уже все знали еще до поездки к ее маме. Еще раньше ей хотелось, чтобы и Джон был при этом разговоре, и они вместе бы сказали детям о разводе. Однако сегодня это, кажется, было уже не важно. Она припарковалась у банка и выключила зажигание. Джонни опять занялся своей дурацкой компьютерной игрой.

— Мам, а почему мы здесь остановились? — спросила Оника.

— Потому что мне нужно положить на наш счет деньги.

Бернадин вышла из машины, надписала конверт и опустила его в ящик у входа. Счет они пришлют Джону в офис, и, когда он спросит ее, что это значит, она объяснит, что взяла свою половину. Она вернулась в машину.

— Ой, нет, — разочарованно вздохнул Джон-младший. — Меня убили. — Он даже не заметил, что они остановились.

— Отвлекись на минутку, — попросила Бернадин.

Он закрыл крышку. Повернувшись к детям, она смотрела на них.

— Мне нужно вам сказать что-то очень важное.

Ну вот, теперь сын возится с черепашкой Ниндзя. Бледный он какой-то, а у Оники косички почти расплелись…

— Вы понимаете, ребятки, что такое развод?

— У Дженни мама с папой в разводе, — сказала Оника.

— Это когда родители вместе больше не живут, — гордо сказал Джон-младший, усаживая на сиденье свою черепашку.

„Для девяти лет этот парнишка слишком самоуверен", — подумала Бернадин.

— Да, Джон, ты прав. А вы понимаете почему?

— А они терпеть друг друга не могут.

— Это не так, кто тебе сказал такую чушь?

— Захария сказал, что его мама ненавидит отца, а отец маму, и поэтому они развелись. В нашем классе таких восемь. Захария говорит, что все разводятся, потому что у всех мамы с папами друг друга ненавидят.

— Не слушай Захарию. На самом деле просто мама с папой больше не любят друг друга, как раньше, и поэтому им трудно жить вместе.

— Вы с папой разводитесь? — спросил он.

Бернадин очень хотелось закурить, но она старалась не дымить в машине при детях. Прикусив нижнюю губу, она сказала:

— Да.

— У-р-р-р-а-а! — завопила Оника, чем совершенно перепугала свою мать. — Скорей бы рассказать Дженне!

— Это значит, что папа с нами больше не будет жить? — спросил Джон-младший.

— В общем, да.

— Ты его больше не любишь? — спросил сын.

Бернадин чуть было не сказала: „Да, черт возьми, и уже давно", но передумала.

— Понимаешь, все гораздо сложнее. Иногда люди все еще любят друг друга, но им уже не хочется быть все время вместе, как раньше. Они начинают раздражаться, постоянно обижаются, сердятся друг на друга, ссорятся без конца, так что всем только лучше будет, если они разойдутся.

— А где папа сейчас живет? — решила выяснить Оника.

— А у тебя будет другой муж? — спросил Джон.

— Насколько я знаю, папа из Скоттсдейла не уезжает, а я в ближайшее время ни за кого замуж не собираюсь.

— А мы тоже будем иногда жить с папой, как Дженна? — спросила Оника.

— Мы еще не решили, но вы с ним будете видеться довольно часто. В выходные и, может быть, иногда на каникулах.

— Это все, что ты хотела нам сказать? — спросил Джон, снова доставая игру.

— Нет. Я хотела еще сказать, что папа вас по-прежнему любит.

— А когда мы с ним увидимся? — спросил он.