В память о Саре

— Ваш отец жив, — заявила доктор Ти. — По моему мнению, он попытается помириться с вами.

Господи Иисусе, она так ничего и не поняла!

Как вы себя поведете — дело ваше. Но мне представляется, что вам следует постараться отнестись к нему без предубеждения. На то есть две причины, на мой взгляд. Во-первых, начав диалог со своим отцом, вы сможете избавиться от гнева, который до сих пор тлеет в вас. Вы до сих пор злитесь на него, тем самым давая ему определенную власть над вами. Во-вторых, ваш отец не вечен. Хороший пни плохой, но он — единственная ниточка, которая связывает вас с прошлым. Может быть, если вы откроете ему душу, он сделает то же самое в отношении вас.

Майк взглянул на часы на стене и едва сдержал улыбку.

— Похоже, наше время вышло.

— Мне бы хотелось поговорить с вами еще немного. О Джоуне.

Он почувствовал, как сердце замерло в груди.

— В статье говорится, что он умирает от рака поджелудочной железы.

Умирает. Это слово каменной плитой легло ему на грудь.

— Вы предполагаете, что скорая смерть Джоуны заставит меня вновь искать встречи с ним?

— Он и впрямь может скончаться скоропостижно, — заметила доктор Ти.

— Уверен, полиция не оставляет его своим вниманием.

— Сегодня у нас с вами состоялся последний сеанс психотерапии. Вам осталось еще шесть недель испытательного срока. Если в течение этого времени вы каким-либо образом вступите с Джоуной в контакт, то тем самым нарушите условия своего испытательного срока, и тогда у судьи не будет иного выхода, кроме как отправить вас в тюрьму. Это несправедливо, но таков закон. То же самое относится и к вашему пьянству Вы по-прежнему посещаете встречи Общества анонимных алкоголиков?

— У меня много работы.

— Тем не менее вам следует постараться и регулярно бывать на собраниях.

— Я не пью вот уже два года.

— Меня больше заботит то, что будет после окончания вашего испытательного срока. Вам понадобится поддержка, чтобы справиться с алкоголизмом.

Гнев вспыхнул у него в груди, устремился вверх, и сейчас его раскаленные щупальца вцепились Майку в глаза. В таких случаях — а это бывало очень часто, когда он сидел в этом кресле, — он просто выбирал узор на ковре и впивался в него взглядом, мысленно проделывая упражнение, которому научился на курсах управления гневом. Образ, который он вызывал у себя в памяти и с помощью которого успокаивался, был заключительной сценой из фильма «Мизери», когда хромой Джеймс Каан запихивает страницы своей обугленной рукописи в глотку психически больной сиделке Кэти Бейтс и кричит: «На, подавись! Жри, пока не сдохнешь, больная сука!» Вот только в версии Майка он запихивал однодолларовые банкноты в глотку доктору Ти, сто двадцать пять раз подряд, что составляло ее часовую плату за это дерьмо.

— Что-то не так? — поинтересовалась доктор Ти.

— Нет. Я всего лишь практикую одно из упражнений на визуализацию, которым меня научили на курсах управления гневом.

— Вот как? И помогает?

— Да, — отозвался Майк. — Еще как.

ГЛАВА 7

Его офицер, надзиравший за условно-досрочно освобожденными лицами, страдал комплексом неполноценности маленького мужчины и относился к своей работе с фанатичной одержимостью. Вор, поджигатель, насильник, убийца, наркоман, торговец наркотиками или отец пропавшей без вести девочки, избивший главного подозреваемого в исчезновении его дочери, — в мире Энтони Тесты между ними не было никакой разницы. Он навесил на них один и тот же ярлык и относился к ним с одним и тем же нескрываемым презрением.

Теста взвалил свой кожаный портфель на подоконник и щелкнул замками. Они стояли в туалете бензозаправочной станции компании «Мобил», расположенной в двух шагах от спортивного комплекса «Бостон Гарден» (Майк наотрез отказывался называть его «Флит-центр»). Майк уже собирался выехать из города, когда зазвонил его мобильный телефон, и Теста приказал ему возвращаться.

Полисмен протянул ему стаканчик и сказал:

— Ты уже большой мальчик и сам все знаешь.

По условиям условного заключения Майк должен помочиться у него на глазах — только так можно было быть уверенным, что образец мочи действительно принадлежит ему. Майк расстегнул молнию и начал наполнять стаканчик, а Теста поднес к уху свой мобильный телефон и возобновил разговор, мерно вышагивая взад и вперед по комнате и время от времени поглядывая в зеркало, чтобы проверить, как лежат его обильно умащенные гелем волосы.

В портфеле Тесты лежал сегодняшний экземпляр «Глоуб». Заголовок передовицы кричал аршинными буквами: «МИНУЛО ПЯТЬ ЛЕТ, А ВОПРОСЫ ТАК И ОСТАЛИСЬ БЕЗ ОТВЕТА». Сама статья занимала почти всю первую страницу. Репортеры не воспользовались компьютерными изображениями того, как должна была выглядеть Сара сейчас, когда ей исполнилось одиннадцать. Рядом с улыбающимся личиком шестилетней Сары размещалась фотография Джоуны в зимнем пальто и тростью в руках. Фотографу удалось передать хрупкость фигуры Джоуны и могильную бледность его кожи.

Ты — везучий сукин сын, Салли.

Голос его адвоката, Джимми Душетта. Почти четыре года назад, холодным мартовским днем, Майк заканчивал ремонт кухни в Вайланде, когда зазвонил его телефон и секретарь Душетта сказала ему, чтобы он бросал все свои дела и немедленно мчался в контору. Меньше чем через час Майк уже входил в кабинет Душетта на шестом этаже, из окон которого открывался роскошный вид на реку Чарльз. Адвокат разговаривал по телефону. Душетту скоро должно было исполниться шестьдесят, и у него были белые и легкие, как пух, волосы, и продубленная солнцем кожа.

Преступник. Это слово неустанно крутилось у Майка в голове, днем и ночью. Не имело значения, что у Джоуны была куртка, как две капли воды похожая на ту, что описал мальчишка-свидетель, Сэмми Пинкертон. Не имело значения, что на следующее утро, в воскресенье, когда примерно в девять часов утра разразился ураган, собаки-ищейки пошли по следу Сары и привели полицию к старому, изрядно потрепанному непогодой викторианскому особняку, в котором прошло детство Фрэнсиса Джоуны — только тогда Джоуна звался Дэвидом Питерсом. Не имело значения, что Джоуну лишили сана и что он был прича-стен к исчезновению еще двух светловолосых девочек. Значение имели лишь улики.

Улики, или доказательства, как стало ясно Майку, были чем-то вроде святого Грааля. Белхэмские детективы призвали себе на помощь весь свой коллективный опыт и бригады экспертов-криминалистов. Они осмотрели и исследовали каждый дюйм дома Джоуны, его сарай для инструментов на заднем дворе и его фургончик и не смогли найти двух самых главных доказательств — следов ДНК и волокон. А >то означало, что Фрэнсис Джоуна может собрать прессконференцию и объявить себя невинной жертвой полицейского произвола, вплоть до того, что призвать общественность молиться за благополучное возвращение Сары Саливан домой. Джоуна, если ему придет такое в голову, мог встать на вершине Холма и наблюдать оттуда за тем, как катаются маленькие девочки. Джоуна был свободным человеком, а свободные люди имеют полное право поступать так, как им заблагорассудится.

Нужно время, чтобы собрать улики и выдвинуть обвинение, мистер Салливан… Вам нужно проявить терпение, мистер Салливан… Мы делаем все, что в наших силах, мистер Салливан…

Наверное, полицейские — неплохие ребята, но они ничего не понимали. Для них Сара была всего лишь очередным делом с номером в списке к слушанию и примечаниями. Но для него Сара была дочерью, и просить его проявить терпение, пока этот ублюдок, который прекрасно знает, что случилось на самом деле, продолжает жить как ни и чем не бывало… У Майка больше не было сил и дальше терпеть это.