В плену его страсти
Шрифт:
– Ты так уверена, что не вылетишь отсюда завтра утром?
Нахалка поджимает губы, напрягается - удивительно, но ее состояние будто на расстоянии чувствую.
Ну, точно кукуха поехала от одиночества. Может, все же Вася прав, и надо было девок хоть иногда привозить?
– А вы сначала ужин попробуйте.
Кошусь в сторону плиты. Пахнет и правда вкусно. Я в еде непривередлив, и пока живу здесь, вполне справляюсь сам, но… Но глупо отрицать, пахнет завлекательно.
– Ну, давай свой ужин.
Девочка тут же будто расцветает - начинает суетиться, достает тарелки и вообще двигается так,
Что, если это не Вася ее подослал? Или кто-то подсунул ее Василию? Так-то Брагин мужик толковый - проверит вдоль и поперек. Знает, что кого попало ко мне в дом тащить нельзя. Хотя…. Черт, никого ко мне тащить нельзя!
Можно позвонить ему прямо сейчас и выяснить детали, но вот какое дело - меня хоть и бесит это самоуправство бродяжки, помимо этого внутри зарождается то, что я не испытывал уже давно.
Азарт. Пусть пока это всего лишь жалкое подобие былого интереса к жизни. Но оно есть.
И вместо того, чтобы позвонить и все выяснить у своего помощника, решаю понаблюдать за девочкой с такими странными глазами. Ведь здесь, в глуши, особо заниматься-то и нечем. Это был мой выбор, да. Но и у него есть своя цена.
Алика напряженно смотрит, ждет приговора, а я как-то не сразу соображаю, что в отличие от меня, себе она тарелку не поставила.
– А ты почему не ешь?
– с подозрением смотрю на нее, на что та бледнеет и делает шаг назад.
Да ладно? Вот так просто? Отравить решила?
7 Алика
У Камиля как-то нехорошо так меняется взгляд, что я сразу понимаю - опять что-то не то.
– Так ведь не положено, - бормочу. И в этот момент желудок выдает такое урчание, что становится безумно стыдно! Да я готова сквозь землю провалиться!
– Садись и поешь, - командует хозяин дома. Мнусь, не решаясь выполнить указание. Есть и правда хочется - утром только позавтракала, потом как-то не до того было.
– Мне ружье принести, чтобы ты слушаться начала?
Вздрагиваю и в ужасе смотрю на мужчину.
– Не надо!
Не знаю, шутит он или… А впрочем, какое шутит! Такие, как он, не шутят - они стреляют. Слишком уж выразительно выглядит мужчина.
Ужин проходит в тишине. Я вся как на иголках, потому что работа эта мне очень нужна. Самое главное, что я поняла - как женщина я Камиля не интересую. А значит, в этом смысле мне ничего не угрожает. Что касается его характера… Ну, это можно вытерпеть, если на другой чаше весов безопасность и крыша над головой. Так что в моих интересах, чтобы Тагаеву понравилась еда, и чтобы мужчина согласился меня оставить в доме.
Закончив, Камиль молча сверлит меня своим изучающим взглядом, и я тут же подрываюсь с места, чтобы убрать посуду.
– Я еще чай заварила. Не знаю, может, лучше было кофе, но вроде бы на ночь… - торопливо тараторю, стараюсь делать все быстро, и, конечно же, выходит криво и косо.
– Давай свой чай, - наконец, произносит Камиль.
– Сейчас! Я еще могу завтра печенья напечь. Ну, или булок…
Он только бросает на меня взгляд, как я осекаюсь и замолкаю на полуслове.
– Останешься до первого косяка, - медленно выдает
мой босс.– На глаза мне лишний раз не попадайся. Делай свои дела тихо и незаметно.
Робко улыбаюсь, быстро-быстро киваю. А у самой гора с плеч будто свалилась! Это же значит, что отчим не сможет достать меня.
Обязанности мои прописаны довольно обще - в договоре просто указано приготовление еды и уборка дома. Но лезть с уточнениями я побаиваюсь. Разберусь по ходу дела.
Камиль, допив чай, выходит из-за стола и на прощание бросает:
– Жить будешь в той гостевой.
Оставшись одна, я, радостно пританцовывая, отправляюсь мыть посуду и прибирать на кухне. А ведь был момент, когда я поверила, что мужчина правда выставит меня обратно за дверь и прогонит в ночь.
Все убрав, поднимаюсь на второй этаж и ухожу в гостевую. Теперь, когда стало ясно, что я тут задержусь, осматриваюсь уже полноценно. И несмотря на минимализм в обстановке, мне здесь нравится. Удобно, комфортно. Даже не скажешь, что дом стоит посреди леса, и до цивилизации прилично топать пешком.
За окном красиво падает снег, та самая ель, на которую я засмотрелась, когда только вошла на территорию, теперь выглядит еще более сказочно. И я впервые искренне улыбаюсь.
Ванная комната у меня своя. Возможно, это предусмотрено во всех комнатах. Зачем? Загадка. Ведь живет тут Камиль один. Но для меня это даже хорошо - не хватало еще лишний раз с ним сталкиваться.
Проверив перед сном телефон, снова вижу, что связи нет. Совсем забыла про это уточнить у хозяина дома. Но сейчас, конечно же, ради этого не пойду к нему.
Однако, несмотря на хорошее настроение, уснуть мне никак не удается. Вроде и постель удобная, и нет какой-то неопределенности. А я все равно кручусь туда-сюда, никак не засыпая.
В итоге промаявшись так больше часа, выбираюсь из постели и осторожно выглядываю в коридор - в доме стоит звенящая тишина. Помня о словах Камиля, практически крадусь на цыпочках к лестнице. Постоянно торможу и прислушиваюсь. Но ничто не нарушает тишину.
В кухне я уже расслабляюсь, уверенная, что мужчина наверняка наверху в своей спальне. Кстати, тоже надо будет узнать, где она, и стараться не лезть лишний раз - только ради уборки. Ну, и грязные вещи забрать.
Достаю из холодильника молоко, решив прибегнуть к старому методу, которым мне когда-то помогала мама.
Стоит вспомнить о ней, как сразу становится тоскливо. Интересно, она хоть вспоминает про меня? Я же не меняла номер - она могла бы хоть разок позвонить. Но, увы…
Пока молоко разогревается, подхожу к окну и изумленно замираю. Потому что вижу там, на улице, Камиля. В одной футболке и штанах. Он стоит ко мне спиной, чуть запрокинув голову наверх, будто любуется небом.
А ведь там довольно холодно, но мужчина выглядит так, словно ему все нипочем.
Завороженно разглядываю его. Такой огромный, накачанный. Под тонкой футболкой прорисовываются мышцы. Я таких мужчин никогда не видела вживую. Только в журналах, когда девчонки притаскивали полюбоваться на красавчиков.
Подхожу ближе, жду, что вот-вот станет ясно, что ему все же холодно, что он живой. Но Камиль продолжает стоять, а вокруг падает снег, оседает на его темных волосах, оставаясь причудливым вкраплением.