В плену нашей тайны

Так мы оказываемся на ковре в главном кабинете школы. Тут и стол дубовый почти от стенки до стенки, и огромное кожаное кресло, и портрет президента в рамочке, а еще множество наград и медалей. Выслушиваем кучу вопросов, отвечаем односложно, словно сговорились. Иногда поглядываем друг на друга, явно желая совершить очередную пакость. Мне хочется дать пощечину Яну, а что ему хочется — одному дьяволу известно. Потому что человек, который подначивает других на подобные вещи — ненормальный! И у кого из нас еще с головой проблемы, ну серьезно!

По итогу разговора, в школу вызывают родителей немедленно. Нас с Вишневским не оставляют ни на минуту одних. Наверное, чувствуют эту наэлектризованность. Спички не хватает для пожара.

За мной приезжает папа, мама в очередной раз не может. Это нормально. Она всегда не может. К Яну тоже приезжает отец. Он лишь недовольно косится в его сторону, громко цокая. Интересно, они ладят? Нас заставляют пожать руки с демоном, но я отказываюсь. Пусть сам себе жмет, что хочет.

— Исаева! Да где это видано, чтобы девочка себя так вела! — возмущается директриса.

— Послушайте, вы вытащили меня с работы, потому что моему сыну на голову вылили воды? Я столько денег отстегиваю вашей школе, чтобы вы не могли решать такие проблемы самостоятельно, без моего участия! — возмущенно рычит отец Вишневского. Высокомерие так и прет со всех щелей.

— Ева, — шепчет папа. — Нужно помириться.

— В следующей жизни.

— Я домой, — подскакивает со стула Ян. Кидает на меня взгляд, полный презрения и ненависти.

— Вишневский! — вопит директриса.

— Всего доброго, — поддерживает сына его отец или отчим, кто он ему там, мне в принципе плевать.

— Но мы еще… — растеряно говорит Юлия Витальевна, однако дверь успевает хлопнуть раньше. В итоге меня отпускают без всяких рукопожатий. Правда, папе приходится выслушать целую лекцию о моем неправильном поведении. Родитель в свою очередь напоминает про то, что школа тоже должна заниматься воспитанием детей. Ведь будь все нормально, стала бы девочка выливать на голову воду однокласснику? Что ж, я искренне рада папиной реакции.

— Быть учителем — не просто получать большую зарплату! — завершает разговор отец. Поднимается и с гордым видом тянет меня за собой. Директриса ничего не отвечает, второй раз за день у нее, кажется, нет слов. Она позволяет нам уйти, так и не узнав, почему два человека несут бремя войны на своих плечах.

Глава 14

— Что за учителя пошли! Это ж надо, девочка у нее виновата. А то, что девочку саму облили, ничего выходит! — возмущался папа, пока вез меня домой. Мне тоже хотелось высказаться, но внутри было моральное истощение. Я смотрела в окно, не замечая ровным счетом ничего, даже пестрящие вывески. Начал накрапывать дождик, все чаще загораться красный. Люди спешили под козырьки, кто-то открывал зонтик, а кто-то накидывал капюшон.

Я закрыла глаза, упираясь лбом в стекло. В голове мысли крутились подобно летней карусели, медленно ускоряясь и сворачивая на крутых поворотах. А потом яркой вспышкой вспыхнул тот черный понедельник. Я прозвала его черным, потому что ненавидела цвет темноты, боялась его и мечтала никогда не видеть.

Несмотря на скандал, который закатила мама после сцены с поцелуем, мне хотелось летать и прыгать от счастья. Первый поцелуй — невероятное таинство. И как же здорово, что у меня он случился именно с тем, кто дорог и близок сердцу. Я готова была повторить, хоть тысячу раз, даже зная, что мать отберет сотовый и будет читать бесконечные лекции на тему морали.

Конечно, я тосковала по Яну, особенно без телефона. Так бы, может, позвонила ему, или написала сообщение. После неожиданного поцелуя, мы вроде как стали ближе. Самый красивый мальчик в школе обратил внимание на меня — обычную, с целым мешком странностей, Еву Исаеву. А потом, говорят, чудес не бывает. Или… такие как он смотрят только на идеальных. Я далека до идеала. И! Чудеса бывают!

Воскресенье тянулось бесконечно долго, зато в понедельник я встала раньше на два часа. Заплела красивый колосок, надела новую блузку, которую мама купила мне еще в прошлую среду. Покрутилась перед зеркалом: в клетчатой юбке, нежно-кремовой рубашке, и белых носочках я смотрелась отлично. Даже мило. Редко, когда я сама себе нравлюсь. Интересно, что скажет Ян, когда увидит меня, какой будет его реакция, поцелует ли… возьмет за руку или… в животе от сладких мыслей заныло.

В школу мы ехали молча, Лиза со мной не разговаривала, хотя она и с мамой играла в молчанку. Обиделась. Вроде как бабушка ее отчитала настолько громко, что сестра планировала держать марку молчуньи не меньше недели. Ну и ладно. Мне без разницы. Пусть хоть вечность с закрытым ртом сидит.

И вот мама останавливается напротив высоких железных ворот школы, желает нам хорошего дня, а я и так уверена — день будет замечательным. Выхожу из машины, ищу глазами среди школьников Яна: не тот, и справа не он, да и слева тоже. Лиза успевает скрыться из виду быстрей, чем я переступаю порог учебного заведения. И конечно, она не видит, как в меня влетает первоклашка с большим стаканчиком серо-синей воды.

Новая блузка моментально покрывается большим пятном на рукаве, и я в отчаянии спешу в туалет, чтобы спасти ситуации. Открываю кран, но потом иду в кабинку, чтобы снять кофточку. Проще будет простирнуть и посушить сушилкой, чем пытаться отстирать пятно на себе. Пока я расстёгиваю пуговички за закрытой дверью, в дамскую комнатку входят девчонки. Громко смеются, о чем-то переговариваются. Я не особо вслушиваюсь, мне надо скорей закончить дела. А потом слышу свое имя, и уши вмиг превращаются в локаторы.

— Эта Ева какая-то странная!

— Ага! Крутится вечно рядом с Вишневским.

— Фигня, не берите в голову, — отвечает незнакомый глумливый голос. Каждая клеточка в теле напрягается, дышать становится трудно, но я сдерживаю нарастающую панику. О чем они? Почему так брезгливо говорят обо мне?

— Янчик сам сказал, у них не серьезно. Да и смысл? Он с Акимовой целовался вчера на площадке, видели? Уж Исаева явно не ровня Карине.

В один миг, земля рухнула, закончился кислород, и мне безумно захотелось закричать, выскочить из кабинки, но в реальности я крепко зажимала ладонью рот. В глазах покалывало, грудь заливало холодом, губы дрожали. Как же так? Ян… А я? А наш поцелуй? Все это было не по-настоящему?

Как же… Как же так?

Звенит звонок, девушки выходят из туалета, шум затихает, но я продолжаю сидеть в кабинке, пытаясь успокоить глупое девичье сердце. В голове калейдоскопом меняются картинки: вот Ян улыбается, вот подносит зонтик ко мне, вот держит за руку, а вот накручивает стебелёк на палец. Ну не мог он посмеяться надо мной. Зачем? Столько времени тратить на глупые игры? Не верю. Просто не верю. Я спрошу у него. Прямо в лоб. И если он скажет «да», тогда я… тогда… Не знаю. Улыбнусь и уйду. А потом буду плакать. Горько и долго, пока не полегчает.