В плену отражения

— А ты понимаешь, что сейчас без разницы — сидеть эти десять часов в седле или на стуле? — разозлилась я.

— Ты ошибаешься, — спокойно ответил Тони. — Держать в узде только свое тело или тело и лошадь сразу — не одно и то же. К тому же по незнакомой дороге тебе придется ехать только в светлое время. А это будет уже осень. Скорее всего, непогода. И извини за банальность, но тебе надо будет останавливаться не только для того, чтобы украсть очередную лошадь. Придется еще есть, пить, ходить в туалет, да и просто отдыхать. Так что давай набросим к шести минимальным дням для ровного счета еще три. Плюс минимум сутки на Канал[3]. Десять дней. Но это если Мартин действительно отправится домой к папе, а не куда-нибудь в дальние края.

— У меня нет выбора, Тони, — обреченно повторила я. — Десять дней, пусть даже две недели, я, надеюсь, как-то выдержу. Но не два месяца.

— Милая моя, мне так жаль, что я не могу это сделать вместо тебя!

От этих слов захотелось плакать. Мне так не хватало его нежности, ласки. Не хватало той особенной интонации вместе с особенным взглядом, от которых из глубины разливался жар и начинало частить сердце. Не хватало танцующих саламандр в животе. Не хватало его самого. И хотя я знала, что он — рядом, этого было так же мало, как когда-то поцелуя на железной лестнице гаража.

— Спасибо, — прошептала я, сжимая его руку… нет, к сожалению, руку Маргарет. Кольцо больно впилось в мои пальцы, словно мстя за то, что я хотела избавиться от его власти.

Когда все было решено, нам оставалось только ждать. Мы никогда не говорили о том, что будет, если нам не удастся вернуться домой. Но в последние дни лета я думала об этом очень часто. Например, когда Мартин писал портрет Роджера. Или когда ему удавалось подремать, устроившись на сундуке в каком-нибудь темном углу. А еще я постоянно думала о Мэгги, и эти мысли с каждым днем беспокоили меня все больше.

Однажды рано утром, когда Мартин вернулся в свою каморку после ночного свидания и только начал дремать, меня словно залило волной чудовищной тоски и тревоги.

Мэгги!

Что-то случилось, я была абсолютно уверена.

Промучившись часа полтора, я разбудила Мартина, заставила его одеться и погнала к Тони. Маргарет спала, но он услышал мои шаги.

— Света, что-то случилось? — спросил Тони, когда Маргарет открыла глаза.

— Не знаю. То есть знаю. Случилось. Только не здесь и не сейчас.

— Мэгги? — его голос дрогнул.

— Ты тоже чувствуешь?

— Мне как-то не по себе, — сказал Тони неуверенно. — Хотя ты мать, ты сильнее с ней связана.

— И я ничего, ничего не могу сделать! — крикнула я в отчаянье. — Тони, может, она там больна или даже умирает, а мы здесь — и ничем ей не можем помочь.

— Тише, моя хорошая, тише! — он обнял меня, осторожно поглаживая по спине.

Как странно, я могла заставить Мартина смеяться, но не плакать. Может быть, заплачь он — мне стало бы легче, но нет, его глаза оставались сухими. Ужас неизвестности, ощущение беспомощности, тревога — все это кипело во мне, не находя выхода. И вдруг все закончилось. Тело было все таким же — тяжелым, непослушным, налитым ноющей болью, но внутри в одно мгновенье стало легко и щекотно от радости, похожей на пузырьки шампанского. Я засмеялась, а потом, не в силах сдерживаться, завизжала на весь замок: какая разница, все равно никто не услышит.

— Что? — прошептал Тони.

— Все хорошо! С ней все хорошо!

— Ты уверена? Но откуда?..

— Я знаю! Теперь уже все хорошо.

Мне вспомнились слова сестры Констанс: «есть вещи, которые ты просто знаешь».

— Интересно, какая она сейчас? — спросила я, с трудом переводя дыхание. — Может, уже ходит или даже говорит? Знаешь, я не могу ее себе представить. Пытаюсь — и вижу тот маленький комочек, который только что родился.

— Она очень хорошенькая, Света, — улыбнулся Тони. — И у нее большие синие глаза. Как у Маргарет. А вообще все говорят, что она больше похожа на меня, чем на тебя.

— Это хорошо — когда девочка похожа на отца. Говорят, будет счастливой.

Он наклонился и поцеловал меня. Хотя глаза при этом крепко зажмурил.

[1] Игра слов: Стоун (англ. Stone) — камень

[2] Дистанционные конные пробеги — дисциплина конного спорта, в которой первенство определяется по лучшему времени прохождения дистанции спортсменом на лошади при условии сохранения в норме ее физиологических показателей

[3] Разговорное английское название пролива Ла-Манш (англ. the English Channel, фр. la Manche)

18. Чешуя дракона

Питер видел, что Бобана просто разрывает от любопытства и что он сдерживается из последних сил. Приличный слуга не должен спрашивать хозяина о том, что произошло. И даже другого слугу не может спросить в присутствии хозяина. Но самое ужасное — для Бобана, конечно, — что даже если он дотерпит до дома и потом осмелится попытать счастья у Джонсона, тот ему все равно ничего не расскажет. И тогда Бобан раздуется и взорвется, забрызгав все в радиусе ста метров.

— Мы гуляли, Бобан, — сказал он, скосив глаза на Джонсона. — Гуляли и обсуждали хозяйственные вопросы. А потом я подвернул ногу.

— Да, милорд, — вежливо отозвался шофер. — Сочувствую, милорд. Прошу прощения, — добавил он, поколебавшись, — но, боюсь, что-то случилось. Леди Скайворт была очень встревожена, когда отправляла меня за вами.

— Ну что там еще? — проворчал Питер и достал было телефон, но передумал звонить: впереди показались ворота.

Люси вышла им навстречу. Лицо ее было настолько мрачным, что Питер сразу понял: Бобану не показалось. И это не волнение за него.

— Вы ее упустили? — спросила она. — И почему я совсем не удивлена? Спасибо хоть, что не убила вас.

— Люс, что случилось? — Питер подошел ближе и взял ее за руку.

— Мэгги заболела. Сильный жар. Тридцать девять и восемь. Я позвонила Фитцпатрику, но он уехал в Лондон, вернется только завтра. Сказал обтереть водой с уксусом. Если температура не спадет, вызывать скорую помощь.

— Обтерли?

— Да. Света с ней. И Вера. А Тони мы пока в другую комнату переселили.

— А Джин как? Может, это инфекция какая-нибудь?

— Джин в порядке… вроде.

Они поднялись наверх. Света сидела в качалке с Мэгги на руках. Люси с изумлением увидела на лице подруги выражение мучительной тревоги.

— Света, — позвала она, подойдя ближе, — ты меня слышишь?

Но Света по-прежнему не замечала ничего и никого, кроме Мэгги. Люси осторожно взяла девочку у нее из рук и положила в кроватку.

— Горит вся, — вздохнула она. — Вера, дайте градусник.

Температура спала всего на две десятые градуса.

— Подождем еще полчаса, — сказала Люси.