В плену прошлого

Мне хватает фотографий с места аварии, чтобы разразиться громким истеричным хохотом. Смешного в них не было ничего, а вот скорбное лицо Васи, навестившего меня в палате, так и стоит перед глазами. Его скромный взгляд в пол, когда я, переступая через себя, скупо благодарила за спасение. Его глубокомысленное «гиблое место», прибивающее бетонной плитой воспоминаний о брате поверх личной потери. Как, оказывается, легко исказить восприятие, когда внушаемый в глубокой эмоциональной яме.

А вот как дело было на самом деле.

Мы в самом деле проломили ограждение моста, но случилось это за пять метров до берега. Машина пролетела над рекой, приземлилась на землю, но только передними колесами. Затем мы сползли по довольно крутому склону в воду. Поэтому одежда, в которой меня привезли, промокла. И да, он в самом деле вытащил меня из машины, но с небольшой такой оговоркой — в двух метрах от берега. Что вообще-то зря, потому что знать, что у меня нет тех же закрытых переломов, ему было неоткуда, раз уж я была без сознания. Просто захотелось погеройствовать, вынести спасенную на руках. Придурок.

И все бы ничего. Плевать на это. Но есть два нюанса.

Первый — столкновения с другим транспортным средством не было. Василий написал в показаниях, что встречный автомобиль резко изменил траекторию, и он интуитивно ушел от прямого столкновения лоб в лоб, но подтверждения его словам так и не нашли. На его машине нет следов краски другой, регистратора не было, свидетелей ДТП в том числе.

Второй — какого черта мы вообще делали на том мосту? Я допускала мысль, что он просто гнал, куда глаза глядят, пока я ревела, зарывшись лицом в свои ладони, но теперь все выглядит в совершенно ином свете. Что, если он сделал это специально? Шанс погибнуть был минимален. Он был пристегнут, скорость, судя по отчетам, в рамках допустимой, плюс подушки безопасности.

Шанс погибнуть был минимален. В отличии от риска потерять ребенка.

Только Школьников знал о моей беременности, больше мне попросту не с кем было поделиться. Я боялась реакции Смолина и тянула с тем, чтобы рассказать, но, когда решилась, именно Васю попросила выяснить, где его найти: Костя сменил и место жительства, и номер телефона, обрубив все контакты. Тогда он покаялся, что Смолин временно живет в квартире его бабушки (они ее сдавали). Придумал хитроумную схему, чтобы точно застать его — позвонил и попросил прислать фотографии счетчиков. И как только Смолин это сделал, мы выехали. Вася открыл дверь своими ключами, чтобы у Кости уже не осталось возможности избежать разговора. Мы прошли. А он там с другой. Как по нотам.

— Вика, — слышу голос Смолина и быстро поднимаюсь с коврика. — Малыш, открой, — он стучит, а я хватаю полотенце и вытираю слезы. Открываю и бурчу:

— Да я просто умывалась.

— Слезами? — вздыхает и ненавязчиво притягивает к себе, положив ладонь на спину. — Раковина сухая.

— Свои навыки детектива направь в полезное русло, — бубню и выкручиваюсь, не допуская столкновения тел. — Я же попросила подождать в машине.

— А я не послушался. Я понимаю, как тебе тяжело…

— Нет, — прерываю грубо. — Не понимаешь.

Выхожу из ванной и иду в комнату, где все мои вещи собраны в пакеты. Брезгливо осматриваю кучи и с отвращением пинаю один из пакетов, вспоминая, сколько раз его мыла и приклеивала на кафель в ванной сохнуть. Экономила каждую копейку. Даже на коробки не было денег. На обычные картонные коробки, чтобы собрать свои обноски!

— Только тебе было сложно, — зло выталкивает Смолин мне в спину. — Ах, меня мальчик бросил! Ах, какая потеря!

Стискиваю зубы и закрываю глаза.

«Он же не знает… не знает…», — талдычу себе мысленно.

Выдыхаю и разворачиваюсь к нему. Смотрит исподлобья, желваками играет. Столько всего ради меня делал. Всю жизнь. И в мелочах, и в крупном. Столько раз доказывал свою любовь и привязанность. Даже если все осталось только в моих воспоминаниях, все это было.

Мелкими шажками подхожу к нему, привстаю на цыпочки и задираю голову, целуя в щеку. Он закрывает глаза и оставляет внутри себя только недовольство, выраженное в кривящихся губах.

— Конечно, нет, — ласково провожу ладонью по его щеке и отступаю. — Я ценю все, что ты для меня делал. Но по-прежнему не согласна с твоим решением.

— В прошлое не вернуться, — пожимает плечами, открыв глаза. — Все, что я могу тебе предложить — начать с нуля. Разобраться, какого черта произошло шесть лет назад, что наши жизни полетели под откос, и начать с нуля.

— Ты… у тебя кто-то есть? — спрашиваю, потупив взгляд.

— Нет. Были только случайные женщины. Много, Вик. Их действительно было много, врать не стану. Но ни с одной я не был дважды. С тех пор, как тебе стукнуло пятнадцать. Когда ты уехала в летний лагерь ребенком, а вернулась прекрасной девушкой. Когда относиться к тебе как к младшей сестренке стало нереально. Знаешь, как сложно было не пялиться на малолетку?

— Ты все равно пялился, — фыркаю, смущаясь своих же ощущений десятилетней давности.

— Это видела только ты. Наша с тобой маленькая извращенная тайна. Я был терпелив.

— Но спал с другими.

— Да. Физиология, не более. Не делай я этого, набросился бы на тебя. И сейчас стопудов либо сидел, либо лежал, сложив ручки на груди, потому что Андрей бы этого не потерпел. Теперь вернемся к твоей нежной привязанности к женатому?

— Нет, — снова отвожу взгляд.

— Переоденься в теплое и поехали отсюда. К черту этот хлам, прокатимся завтра по магазинам.

— Ты серьезно? — распахиваю глаза, будто он вновь стащил для меня конфету.

— Хочу нарядить свою куколку в красивое и неприлично дорогое, — хищно сощуривается, окидывая меня взглядом с головы до ног и обратно. — И лучше не задерживаться возле этой кровати.

Машинально смотрю через плечо, и сама того не желая падаю в прошлое.

— Сейчас, — шепчу сухими губами.

Мы всего две недели вместе как пара, но это Смолин. Мы вместе всю жизнь. Я доверяю ему, я нестерпимо жажду его, тянуть и дальше нет ни смысла, ни желания.

— Ты уверена? — отрывается от моей груди и поднимает мутный взгляд. Через силу спрашивает, просто потому что это я, но я прекрасно вижу, что его уже потряхивает от издевательских для организма провокаций и воздержания.

Облизываю губы.

— Да, — отвечаю осипло.

— Я сделаю тебе больно. Но это будет в первый и последний раз, обещаю. Обещаю, малыш.

— Я знаю…