В плену реальности

Стартер крутанул каленвал, и двигатель зарычал. Вуди повернул рукоятку. Мотоцикл проехал метров пять, когда позади раздался выстрел. Лопнуло заднее колесо и мотоцикл увело вправо. Вуди приложил все усилия, чтобы удержать его на колёсах, но перестарался и завалился на левую сторону. Перекатившись по асфальту, он вскочил и выхватил из-за спины пистолет. Передёрнул затвор, но Горький был уже слишком близко, чтобы позволить выстрелить. Давящим движением сверху-вниз он заломил мотоциклисту кисть. Вуди выронил пистолет и вскрикнул от боли.

— Эй, хант, ты совсем оборзел!? — раздалось за спиной Горького.

— Хорош беспределить, урод! — подключился женский голос.

Горький услышал оживившееся движение сзади и нажал на курок опущенного к земле пистолета. Пуля отскочила от асфальта. Звук выстрела отрезвил публику, шаги прекратились. Хант схватил Вуди за плечо и заставил выпрямиться.

— Где я могу её найти? — Горький достал из кармана фотографию девчонки.

— Всё хант, тебе крышка! — заскулил Вуди, прижав скрюченную кисть к животу. — Считай, что в полиции уже лежит заява за нападение на гражданского. Можешь сказать «прощай» своей лицензии и баблу, которое ты здесь стрижешь.

— Прощай, — Горький засунул большой палец под ключицу, Вуди взревел от боли. — Раз уж ты в полицию собрался идти, то не забудь рассказать, что вербуешь наивных мальчишек на ночёвки во внешке, а твой дружок Тарас рубит бабло с просмотров, где несчастных кончают черви.

— Отпусти, сука! Больно!

— У меня в тюрьме есть знакомый. Я попрошу, чтобы он организовал нам общую камеру. А уж там, поверь, ты расскажешь мне всё! Про ваш бизнес, про эту девчонку, про то, как тебя в школе обижали, и даже как в кровать писался.

— Да чего тебе надо?!

Горький надавил ещё сильнее, и большой палец полностью спрятался в выемке между шеей и ключицей:

— Посмотри на фото!

— Да, бл*дь! — Вуди взял фотографию. — Отпусти уже!

Горький ослабил хватку:

— Давай только без этого дерьма: я не знаю, давно не видел. Избавь себя от лишних страданий и просто назови место.

— Тронешь меня ещё раз, и я выйду из игры, понял?! — в голосе Вуди послышалась обида. — Выйду, и хрен ты чего узнаешь! Только тронь!

— Не смеши. Я повидал таких как ты. Ты прогнил этой игрой насквозь. Небось, неделями здесь сидишь? Или месяцами? Всё началось с нескольких часов, не так ли? Затем первые сутки. Двое. Неделя. Ты больше не гость на Таре, ты — местный в доску, а значит возвращаться с каждым разом всё сложнее. Боюсь даже представить, что происходит в твоей голове, когда ты на Земле. Не нужно впаривать мне про выход, Вуди. Только под страхом смерти ты согласишься вернуться в мир нищеты, серого неба и пожирающей депрессии.

Вуди дёрнулся сильнее обычного и высвободился, но убегать не стал. Посмотрел на фотографию:

— Это Ксюха Леонова.

— Где я могу её найти?

— Это будет не просто, — Вуди злорадно улыбнулся.

— Место?!

Вуди посмотрел по сторонам и поманил Горького наклониться:

— Знаешь, что эти парни делают с хантами? — шепотом спросил Вуди. — Шлют тебя в задницу!

Вместе с выкриком он замахнулся корпусом и ударил головой. Горький присел и склонил голову. Раздался хруст. Вуди упал на задницу и схватился за нос, по губам и бороде потекла кровь.

— Как же ты меня достал, Вуди, — Горький вытащил пистолет.

* * *

Горький возвращался в мегаполис под урчащий звук двигателя восьмицилиндрового купе. Под колёсами стелилась идеальная дорога. Город и его окрестности приобрели фиолетовые оттенки в лучах наполовину зашедшей за горизонт звезды.

В пригороде людей стало значительно больше. Оживилось движение. Миша ехал медленно и неосознанно наслаждался тем, что видел вокруг.

У арены на смертельную гонку собрались тысячи желающих попасть внутрь. Они ждали своей очереди под двумя гигантскими экранами, на которые выводились фотографии разодетых как супергерои мужиков и их армировано-вооружённых машин. Люди несли с собой пиво и закуски. Молодёжь толкалась, а влюблённые парочки продвигались по очереди, сцепившись губами.

Через три квартала в машину просочился звук ударных гитар. Миша проезжал площадь, на которой популярная рок-группа организовывала концерт под открытым небом. Собравшиеся у сцены толпа напоминала состоящий из множества единиц, но управляемый единым центром микроорганизм, который реагировал на знакомые звуки. Люди кричали и прыгали, подняв руки над головой.

Заполненные улицы в пригороде сменились перегруженными улицами в центре. Кто-то спешил по делам, кто-то искал место в забитых под завязку кафешках и ресторанах. На углу начался скандал. Зеваки собрались посмотреть, как уличный торговец скручивает воровку. По обе стороны от входа в театр стояли рулетчики — мужчины с огромными двенадцати зарядными револьверами, которые играли в русскую рулетку по прихоти тех, кто им платил.

Горький не питал иллюзий по поводу игры. Нельзя было назвать нормальными то, что всё больше людей предпочитали жизнь на Таре. Его размышления о выборе виртуальной реальности вместо настоящей жизни всегда заканчивались грустью и убитым настроением, однако он не мог не согласиться, что на Таре люди получали то, чего больше не было на Земле. Они получали жизнь. Не выживание в городах, окутанных смогом, а жизнь, где светит солнце и люди не боятся столь распространённого в последнее время рака лёгких. Не выживание в условиях энергетического кризиса, где люди должны отдавать девяносто процентов своего заработка, расплачиваясь за ошибки предыдущих лидеров, а жизнь, где всё, что ты заработал — твоё по праву. Не выживание, где человек ценит выделенное ему рабочее место выше, чем собственную жизнь, а жизнь, где человек вправе сам выбирать род своей деятельности.

Проезжая по улицам города, Горький смотрел на людей и видел в них то, чего больше не было на Земле. Нет, они не были поголовно счастливы, но они были живыми. По улицам Тары ходили люди весёлые и грустные, добрые и злые, беззаботные и запаренные. В отличие от Земли, где придавленные бесконечными проблемами люди напоминали штампованных роботов с единственной, размноженной на всех, программой управления эмоциональным состоянием.

Свернув на одном из перекрёстков, Горький удалился от центра и по хорошо знакомой дороге проехал к жилому дому в северной части города. Он не был здесь много лет и помнил лишь первые две цифры кодового замка. Остальные четыре помнила рука. Стоило Мише набрать первые две, как мышечная память пальцев завершила начатое. Кодовый замок приветливо пискнул, и дверь открылась. Горький поднялся на четвёртый этаж и позвонил в металлическую дверь, исписанную и исцарапанную надписями: «здесь живёт хант», «сдохни в свой конуре, хантяра», «извлеки себе анус, извлекатор конченый».

— Пошли нахер отсюда, малолетки долбанные! — донёсся хриплый бас из-за двери.

— Это Горький.

Человек за дверью притих на несколько секунд, а затем раздался щелчок замка.

* * *

В просторной комнате с диваном и журнальным столиком были завешены шторы и включен свет. Во встроенном в стену аквариуме плавали рыбки, а по телеку шёл старый фильм про войну с выключенным звуком. На журнальном столике лежали четыре мобильных телефона и несколько толстых тетрадей.