В плену реальности

Тощий спустился с крыльца, повернулся к мужикам спиной и помочился на землю:

— Чего надо? — спросил он, не оборачиваясь.

— В прошлый раз ты сказал, — быстро заговорил мужик без коробки, — что возьмёшь артефакты из внешки. Я привёл этого парня, — Он кивнул на стоящего рядом. — Кажется у него есть кое-что для тебя.

Тощий застегнул ширинку и сел на крыльцо:

— Посмотри на меня!

— Не надо, — пробормотал мужик.

— Посмотри!

Сопротивляясь самому себе, мужчина поводил взглядом по земле, а затем, будто решаясь на отчаянный поступок, поднял голову. Показалось, что стеклянные от дури зрачки с покрасневшими белками всего от одного взгляда в бездну ненависти, потускнели. Будто кто-то взял специальный пульт и в половину уменьшил яркость. Мужик опустил покрывшееся капельками пота лицо в землю так же быстро, как и поднял.

— Из внешки, говоришь? — Тощий вытянул руку ладонью вверх.

— Мы нашли это в рюкзаке рядом с телом пьяного сталкера, — мужчина положил коробку на ладонь Тощему и поспешил отойти.

На дне коробки лежал электронный прибор, похожий на шайбу пожарной сигнализации. Даже несмотря на то, что его корпус был металлическим, он слишком много весил для своего объема. Верхняя сторона прибора имела форму усечённого конуса, в вершине которого располагалась линза. Она напоминала окуляр цифрового проектора и, скорее всего, для этого и использовалась. Прибор был качественной сборки без люфтов и зазоров, но из довольно грубых металлов. Такими принципами проектирования обычно пользовались военные. Тощий нажал единственную кнопку на корпусе, но ничего не произошло, тогда он нажал её снова и подержал, результат остался прежним.

— Ты знаешь, что это? — Тощий положил прибор на крыльцо.

— Нет.

— Вот и я не знаю, но штукенция интересная, — в руках у Тощего появилась электронная карточка обмена игровым временем. — Пожалуй, я куплю её.

Глаза мужиков повеселели. Они оба уткнулись в карточку.

— За такую вещицу можно выручить хорошие деньги, — Тощий приложил к карточке большой палец, датчик считал отпечаток, и она активировалась. — Скажем, пятьсот часов.

— Ого! — один из мужиков не смог сдержать эмоции.

— Столько я бы за неё дал, если бы она работала.

Тощий набрал на карточке число пятнадцать, подтвердил передачу и кинул её на землю, точно в то место, где помочился несколько минут назад. Мужик без раздумий поднял карточку и сунул в карман. Тощий надеялся получить удовольствие от содеянного, но столь малое и примитивное унижение его не удовлетворило, особенно когда жертвы вели себя не как жертвы.

— Всего пятнадцать часов, — пробормотал лишившийся коробки. — Этого времени нам не хватит на поиски ещё чего-нибудь ценного.

— Ты прав. Но что я могу поделать? Разве что, — Тощий достал нож и положил рядом с собой. — Вы всегда можете воспользоваться этим.

Увидев нож, мужики изменились в лице и отступили. Между ними завязался разговор:

— Может ещё поищем?

— Если считать эти пятнадцать часов, то у нас осталось меньше тридцати на двоих. Завтра вечером время закончится.

Последние слова прозвучали, как вердикт проговорённого к смерти. Мужик, который передал Тощему коробку, начал дёргаться и заметно нервничать. Он то подходил к крыльцу, то разворачивался и вновь отходил. Его тяжёлое дыхание заполнило повисшую на заднем дворе тишину. На лице случайным образом появлялись неуместные выражения: грусть, паника, радость, страх…

После недолгих раздумий решение было принято. Мужик поднял с крыльца нож и раскрыл его. Тощий подсел поближе, чтобы из первого ряда наблюдать, ка мужик кладёт на ступеньку безымянный палец левой руки и устанавливает острое лезвие на сочленение первой фаланги. Уверенное движение вниз, хруст и крик…

* * *

Спустя пять минут дверь на задний двор приоткрылась, и из щели показалась голова с армейской стрижкой. Он хотел что-то сказать, но заметив заляпанное кровью крыльцо и скрючившегося мужика, который стоял на полусогнутых ногах, прижимая к животу руку, потерял дар речи.

— Чего тебе? — спросил Тощий.

— Я просто хотел, — проговорил здоровяк и спрятался за дверью.

Тощий достал ещё одну карточку обмена и обратился к поодаль стоящему мужику, держащему руки в карманах:

— Покажи ему!

Мужик выполнил команду мгновенно, лишь бы больше не испытывать на себе взгляд ненависти. Он достал руки из карманов и вытянул перед собой. Из десяти пальцев на обеих руках было лишь пять, вместо остальных торчали полуторасантиметровые обрубки.

— Вот за такую работу я плачу по четыреста с пальца. Обрати внимание! От пальца остаётся всего одна фаланга — значит работа выполнена качественно, — Тощий говорил, будто обсуждающий бытовые дела предприниматель. — Ты же решил оставить две фаланги. И теперь я в замешательстве. Получается, что ты не выполнил условие. Должен ли я за это платить?

— Боже мой!

— С другой стороны, тут есть и моё упущение. Возможно, я должен был оговорить правила с тобой до процедуры. Хотя будь ты умнее, сам бы всё расспросил.

— Ну, пожалуйста!

— Тем более, что у твоего друга такой большой опыт в этом бизнесе. А вдруг это не халатность, а желание обмануть?

— Умоляю, Тощий!

— Ладно, в конце концов, ты новичок в этом деле. Но уж извини, тебе придётся сделать мне хорошую скидку.

Тощий оставил карточку на крыльце и вошёл в дом.

* * *

Двухэтажный дом на улице Кольцовой был обнесён небольшим красным забором, а во дворе царил бардак: валялись шмотки, бутылки и разбитое стекло. Горький стоял, облокотившись о трансформаторный шкаф, и смотрел на движущиеся внутри тени. Пара бомжей, один из которых прижимал к животу руку, удалились восвояси.

От Паланиуса в небе осталась лишь апельсиновая долька. В районе, где правили банды, редко встретишь прогуливающихся по улице людей, особенно ночью. Но те немногие, кто всё же осмеливался здесь ходить, избегали дома с красным забором. Горький своими глазами видел, как двое потерявшихся в себе парней перешли на другую сторону улицы, чтобы миновать его.

Горький посмотрел на часы. Шёл третий час ночи. Привычка охотиться ночью закрепилась с давних времён, когда Тара ещё не была такой популярной и засасывающей. Ближе к утру многие выходили из игры, и хантерам становилось проще делать своё дело, но в последние годы трюк со временем работал всё хуже. Те, кто провёл на Таре около сотни часов, становились практически зависимыми от неё. Только самые сильные духом решались выйти из игры самостоятельно, остальные впадали в панику и тряслись в припадках, глядя, как заканчиваются последние оплаченные секунды игрового времени.

Сняв с предохранителя пневматический пистолет и поправив бронежилет, Горький направился к дому. С каждым шагом он всё отчётливее слышал звук рока и пьяные голоса внутри. Дверь в дом была открыта. Бояться должны были те, кто входит внутрь, а не наоборот.

Появление в доме человека с оранжевой повязкой на плече не испугало, но шокировало мужиков. С мужика, клюющего носом, сон как рукой сняло. Он уставился на Горького, округлив глаза. С поднятой над головой рукой замер один из картёжников. В похожих позах замерли мужики с сигаретами и наполненными стопками.