В погоне за «Босфором»

Карета князя Ордынцева медленно продвигалась в ряду других экипажей к роскошной усадьбе на Таганском холме, снятой казной на время коронации для английского посланника герцога Девонширского. Всю дорогу Дмитрий пытался исподтишка понаблюдать за женой. Да и, что греха таить, зрелище того стоило: Надин в своем «жемчужном» платье походила на сказочную принцессу. Красота жены казалась совершенной, а веселое оживление и огоньки предвкушения, мелькавшие в ее глазах, превращали принцессу в искусительницу. Понимали ли она это? Бог весь…

Карета наконец-то добралась до крыльца. Герцог Девонширский в ярко-красном с золотом мундире приветствовал гостей прямо у распахнутых дверей. Увидев Ордынцевых, он недоуменно приподнял бровь и, пожимая Дмитрию руку, уточнил:

– Князь, вы сопровождаете графиню на мой бал?

– Нет, ваша светлость. Я сопровождаю княгиню Ордынцеву. Позвольте представить вам мою жену.

Если герцог и был поражен, то не показал вида. Он поцеловал руку Надин и заявил:

– Поздравляю вас со счастливым выбором, а вашего супруга – с тем, что он женился на первой красавице Москвы.

В этом англичанин был, безусловно, прав, и Дмитрий, поблагодарив герцога, провел жену в зал. Несколько сотен гостей собралось здесь. Ордынцев здоровался со своими знакомыми и представлял Надин, как свою супругу. Со всех сторон к ним летели поздравления и пожелания счастья. К тому времени, когда церемониймейстер объявил о прибытии царской четы и императрицы-матери, все светское общество вовсю обсуждало интригующую новость о бракосочетании князя Ордынцева и Надежды Чернышевой. Дмитрий как раз подвел жену к Долли Ливен и ее супругу – российскому послу в Англии – когда в дверях бального зала под руку со своей матерью появился государь. Молодую императрицу вел герцог Девонширский.

Августейшие особы медленно продвигались внутри живого коридора. Молодой император, улыбаясь, приветствовал гостей праздника. Он поздоровался с четой Ливен, с улыбкой кивнул Ордынцеву, которого помнил со времен их совместного пребывания в Англии, и собирался уже пройти дальше, но мать остановила его. Вдовствующая императрица поглядела на макушку, присевшей в реверансе Надин, и поинтересовалась у Ордынцева:

– Князь, если я правильно поняла ваше присутствие рядом с этой молодой дамой, то вас можно поздравить. Вы обвенчались?

– Да, ваше императорское величество, Надежда Александровна вчера стала моей женой, – почтительно сообщил Дмитрий.

– Очень похвально, – обрадовалась императрица, – насколько я знаю, вопрос с приданым сестер Чернышевых как раз решен.

– Да, я подписал распоряжение, – подтвердил Николай Павлович и добавил: – Поздравляю, князь! Вы позволите мне пригласить вашу жену на мазурку?

Дмитрий поблагодарил государя, а польщенная Надин гордо улыбнулась.

Это оказалось лишь началом ее триумфа. Полонез она танцевала с мужем, мазурку – с государем, вальс – герцогом Девонширским, а потом уже не считала ни танцев, ни кавалеров. Надин была королевой бала, и в глубине души даже подозревала, что сегодня смогла затмить молодую императрицу, а самое главное, она видела неприкрытый восторг в глазах Ордынцева. Она вернула упущенную победу! Надин танцевала очередной вальс, через плечо кавалера она глянула на то место, где оставила мужа. Он весь вечер простоял у колонны, наблюдая за ней. Дмитрий был там же, только теперь – не один. Рядом с ним стояла высокая женщина в ярко-голубом платье с такого же цвета пышной шелковой чалмой на голове. На глазах у жены Дмитрий положил руку на талию женщины и закружил ее в вальсе. Радость Надин растаяла, как мартовский снег. С кем еще мог танцевать ее муж? Только со своей любовницей.

Надин даже не заметила, как закончился вальс. Очередной кавалер подвел ее к колонне и откланялся. Дмитрий вернулся почти сразу. Муж пытливо вглядывался в ее лицо. Похоже, что он сразу все понял, поскольку сказал:

– У нас произошел деловой разговор – Нарышкина хотела выкупить одесский дом, который сама так неосмотрительно продала моей матери.

– Да?.. – полувопросительно и совершенно равнодушно ответила на его тираду Надин, и перевела разговор на другое: – Царская семья уже покинула бал, я думаю, что теперь и простым смертным можно уехать.

– Если хочешь, – согласился Дмитрий, но уезжать ему не хотелось, и он спросил: – а ты больше не будешь танцевать? По-моему, у тебя сегодня был потрясающий успех.

– Не больше, чем обычно, – пожала плечами Надин, – я уже привыкла.

Она хотела донести до мужа, что считает себя королевой – была такой до него, и будет после. В ее жизни с появлением Дмитрия ничего не изменилось.

Всю обратную дорогу они молчали, и по приезде Надин сразу же ушла в спальню, а утром управляющий передал ей большую сумму в золоте и невнятную записку от мужа, сообщавшего, что дела требуют его присутствия в столице. Кто что хотел, то и получил: княгиня Ордынцева осталась в Москве в гордом одиночестве.

Глава 26

Одиночество! Раньше Ордынцев даже любил его, почему же теперь возможность принадлежать самому себе стала такой тягостной? Он же хотел, чтобы в его жизни ничего не менялось… Его дорожные раздумья так и не стали плодотворными – ответов на свои вопросы он не нашел.

Его коляска въехала на окраину Санкт-Петербурга. Вот, что не менялось, так это российская столица: все, как всегда, – тяжелые свинцовые тучи, мелкий моросящий дождик и холодный ветер. Впрочем, это даже к лучшему: чтобы залечить раны нужны привычка и обыденность, а любимый дом на Литейном – как раз то, что нужно.

Дмитрий добрался, наконец, до своих комнат. Как все здесь было привычно и напоминало о прежней уютной жизни. Сейчас в нем жило лишь одно желание: вновь стать самим собой, забыть Москву и горечь неудач.

Он глянул сквозь омытое дождем стекло на серый Литейный проспект. Хватит с него экспериментов, пора собрать волю в кулак и довести начатое дело до успешного завершения. Он осведомился у дворецкого об Афоне и узнал, что тот отправился на Охту к Щеглову.

«Раз Паньков не уехал, значит, идея с ямщиком пока не сработала», – понял Дмитрий.

Мысль о деле уже захватила его, и он стал просчитывать варианты развития событий в столице. Жаль, если Афоне не удалось убедить Печерского в своей способности стать связником… А может, шпиону пока нечего пересылать своему начальству?

«Как же нечего, – вспомнил Дмитрий, – а доклад по военным поселениям? Печерский не станет долго держать такие документы дома, он должен их переправить. Тогда почему он медлит? Может, надеется договориться с Гедоевым? Но это, учитывая их взаимные угрозы, совсем маловероятно. Нужно ехать на Охту, искать Щеглова и Афоню».

Не прошло и часа, как он уже поднимался по ступеням охтинского участка. Он нашел своих соратников в кабинете Щеглова. Сам капитан сидел за письменным столом, а Афоня, свесив ноги, примостился на подоконнике. Увидев Платона, оба просияли. Только не поздравления, черт побери! Сразу к делу!

– Пожалуйста, расскажите, как обстоят наши дела, – предложил Ордынцев, пресекая любые разговоры о своей женитьбе.

Афоня доложил первым:

– Я довез нашего голубчика до Санкт-Петербурга, угождал ему, как только мог, под ноги стлался и, похоже, понравился его сиятельству. Он вскользь меня расспрашивал, могу ли я выбирать маршруты своих поездок, и приходилось ли мне ездить в Крым и на Кавказ. Я наплел, что изъездил всю Малороссию и Бессарабию, а поехать могу, куда угодно, лишь бы деньги платили. По приезде, когда я Печерского около его дома высаживал, он велел мне через три дня к нему на эту квартиру явиться. Срок истекает завтра, вот и узнаем, как мы сыграли партию.