В погоне за счастьем

Одного я не могла понять: как такое возможно, чтобы одна единственная ночь с мужчиной перевернула всю жизнь.

Разве что этот мужчина…

Разве что этот мужчина — Он.

Но я старалась не думать об этом. Потому что это означало — думать о Джеке. А мне этого не хотелось, ведь тогда неизбежно пришлось бы задуматься о такой материи, как судьба, а одного этого было достаточно, чтобы разжечь огонь из затухающих углей моей тоски по Джеку.

Впрочем, вскоре после Дня благодарения вернулся некоторый имизм, и я в очередной раз сослала мистера Малоуна на задвор-памяти, в раздел «романтических ошибок».

На той же неделе я, следуя совету Эрика, отправила свой «ремингтон» в дальний угол шкафа. Поначалу я чувствовала себя виноватой в том, что отказалась от идеи писательства. Но к середине декабря сомнения улеглись. И, рассуждая здраво, я даже смогла убедить себя в том, что моя писательская карьера вовсе не рухнула и не сгорела. Просто отправилась в продолжительный творческий отпуск.

Я когда-нибудь увижу твой новый рассказ? — спросил меня Натаниэл Хантер на рождественском ланче.

Боюсь, что не скоро.

Он вопросительно взглянул на меня:

Но почему, Сара?

Я выдержала его взгляд:

Потому что я даже не начинала писать его, мистер Хантер.

Он скорчил гримасу.

Какой позор.

Это всего лишь рассказ.

Ты подавала большие надежды, Сара.

Вы очень любезны, но, если я никак не могу написать рассказ, выходит, надежд не оправдала.

Я чувствую себя скверно. Ведь это я во всем виноват.

Но почему? Вы ведь предупреждали меня. Но это не работа мешает мне писать. Дело во мне самой.

Ты что, не хочешь быть писателем?

Думаю, что хочу. Но… я действительно не могу придумать ничего стоящего.

Знаешь, я так часто слышу эти жалобы.

Представляю. Тем более что за последний год я усвоила главное правило жизни.

Просвети.

Всякий раз, когда тебе кажется, что ты знаешь, чего хочешь, сталкиваешься с кем-то, из-за кого рушатся все твои планы на будущее.

Некоторые называют это нерешительностью в осуществлении задуманного.

А я бы назвала это вечным рецептом несчастья, — ответила я.

Но, возможно, для кого-то именно эта случайная встреча — судьба?

Несомненно. Проблема в другом: встретив свою судьбу, можешь ли ты удержать ее? Самое ужасное, что ответ на этот вопрос зависит от везения, времени, интуитивной прозорливости. А они нам совершенно не подчинены.

Послушай человека, который пошел на компромисс с самим собой и тем загнал себя в угол. Мы ничегоне можем контролировать. Нам кажется, что мы можем, но правда такова: по большей части те важные решения, которые мы принимаем в жизни, не продуманы. Мы действуем второпях, повинуясь инстинктам, а иногда и банальному страху. И вот, не успеешь оглянуться, как ты оказался в ситуации, которая тебя вовсе не радует. И ты задаешься вопросом: «Как, черт возьми, я дошел до этого?» Но ответ всем известен: мы самихотели оказаться в этой ситуации… хотя до конца жизни можем отрицать это.

Иными словами, мы сами загоняем себя в ловушку.

Совершенно верно. Помнишь, как сказал Руссо: «Свободным родился человек — и везде он закован в железо»?В современной Америке человек чаще всего сам обрекает себя на несвободу… и все из-за брака.

Никогда не выйду замуж.

Я это уже слышал. Но поверь мне, ты выйдешь замрк. И возможно, даже не подумав хорошенько.

Я рассмеялась:

Откуда вы можете это знать?

Потому что именно так все и происходит.

Тогда мне казалось, что рассуждения Натаниэла Хантера — это всего лишь мудрость столичного циника, горюющего об утраченной молодости и нереализованных литературных амбициях. Но я знала, насколько он предан семье — и, возможно, это скрашивало его профессиональные разочарования. Пусть он был «закован в железо», но втайне был этому рад.

Спустя две недеди после Рождества я, как обычно пришла на работу и обнаружила на двери редакции объявление, приглашающее всех штатных сотрудников в десять утра явиться на срочное совещание в кабинет главного редактора. Все уже собрались за столом мистера Хантера и переговаривались заговорщицким шепотом. Но самого мистера Хантера не было.

Что случилось? — спросила я, присоединившись к коллегам.

Ты что, не слышала? — удивилась Эмили Флоутон, одна из помощниц литературного редактора.

Что слышала?

Что наш счастливо женатый босс сбежал с Джейн Йейтс.

Я была в шоке. Джейн Йейтс, тихая женщина лет под тридцать, работала в редакции искусств. С угловатым лицом, длинной косой, в круглых очках без оправы, она напоминала библиотекаршу, которой суждено прожить старой девой.

Мистер Хантер сбежал с ней? — донесся до меня мой собственный голос.

Бывает же такое, да? — сказала Эмили. — И это еще не все, он ушел с работы. Ходят слухи, что они с Джейн планируют перебраться в Нью-Гемпшир или Вермонт, чтобы он мог полностью посвятить себя писательству.

Но я думала, что он счастлив в браке.

Эмили закатила глаза:

Дорогая, покажи мне того мужчину, который счастлив в браке! Даже если ты дашь парню полную свободу, он все равно будет чувствовать себя связанным по рукам и ногам.

Больше я никогда не видела Нэта Хантера. Он так и не появился в издательстве. И на то были причины. Б 1947 году развод считался серьезнейшим проступком… и грозил не только понижением в должности, но и остракизмом. Продолжай он обманывать жену, не возникло бы никаких проблем — поскольку адюльтер еще терпели (во всяком случае, пока тебя не застукали). Но уход из семьи воспринимался в те годы как аморальный поступок, недостойный звания гражданина Америки. А уж случай с Нэтом Хантером был тем более ошеломляющий. Особенно если учесть, что объектом страсти стала женщина, которая всегда напоминала мне миссис Данверс из «Ребекки» [25] .

25

Имеется в виду миссис Данверс, гувернантка, из фильма А. Хичкока «Ребекка» — всегда в черном и всегда немного испугана.

По большей части те важные решения, которые мы принимаем в жизни, не продуманы. Мы действуем второпях, повинуясь инстинктам, а иногда и банальному страху. И вот не успеешь оглянуться, как ты оказался в ситуации, которая тебя вовсе не радует.

Прошли месяцы после внезапного отъезда мистера Хантера, а его слова по-прежнему звучали у меня в голове. И я все время задавала себе вопрос: а это решение, в корне изменившее его жизнь, тоже было принято второпях, инстинктивно и от страха? От страха состариться в семейной западне и никогда не написать роман, о котором он так мечтал?

Насколько мне известно, даже поселившись в Нью-Гемпшире с Джейн Йейтс, он так и не опубликовал свой роман. Ходили слухи, что он преподавал английский в младшем колледже неподалеку от Франконии — до самой своей смерти в 1960 году. «Болезнь печени» — такая причина смерти была указана в коротком некрологе в «Нью-Йорк таймс». Ему было всего лишь пятьдесят два года.

Постоянно вспоминая его рассуждения о жизни и о том, что, размениваясь на мелочи, мы забываем о главном, я поклялась самой себе: я никогдане совершу такой ошибки.