В погоне за счастьем

Я отдала тебе восемь месяцев своеговремени… и что ты с ними сделал?

Я совершил ужасную ошибку.

Наконец-то начался процесс самопознания. Но все это мне неинтересно. Оставь меня в покое и больше никогда не звони,

Я повесила трубку и отключила телефон.

Я боролась с искушением снова глотнуть виски. Через нескольку минут раздался звонок домофона. О господи, он явился сюда. Я зашла на кухню, сняла трубку и прокричала:

Я же сказала, что больше не хочу тебя видеть.

На углу есть кафе, — прорвался сквозь помехи хриплый к Джека. — Я буду ждать тебя там.

Не трать время, — сказала я. — Я не приду.

И повесила трубку.

Следующие полчаса я пыталась чем-то себя занять. Перемыла всю грязную посуду. Сварила себе кофе. Принесла чашку на письменный стол. Села и попыталась править четыре колонки, написанные в последние дни. Все кончтлось тем, что я схватила пальто и выбежала из дома.

До закусочной «Гитлитц» было две минуты ходьбы. Он сидели кабинке у двери. На столе перед ним стояла чашка кофе, в пепельнице уже скопилось четыре окурка. Когда я вошла, он как раз закуривал очередную сигарету «Лаки Страйк». Увидев меня, он вскочил, и на его лице появилась тревожная улыбка.

Я уже начал терять надежду…

Надежду действительно можешь оставить, — сказала я, скользнув в кабинку. — Потому что через десять минут меня здесь не будет.

Это так здорово — снова увидеть тебя, — сказал он, усаживаясь напротив. — Ты даже не представляешь…

Я прервала его:

Можешь предложить мне чашку кофе.

Конечно, конечно. — Он сделал знак официантке. — А что ты съешь?

Ничего.

Ты уверена?

Нет аппетита.

Он потянулся к моей руке. Я отстранилась.

Ты выглядишь потрясающе, Сара.

Я бросила взгляд на часы:

Девять минут, пятнадцать секунд. Твое время уходит, Джек.

Ты ненавидишь меня?

Я проигнорировала его вопрос, снова взглянув на часы:

Восемь минут, сорок пять секунд.

Я неудачно выразился.

Слова ничего не стоят… как говорят в Бруклине.

Он поморщился и глубоко затянулся сигаретой. Подошла официантка с моим кофе.

Ты права, — сказал он. — Тому, что я сделал, нет оправданий.

Все, что тебе нужно было сделать, это ответить на одно мое письмо. Ты ведь их все получил, не так ли?

Да, они были просто фантастическими, необыкновенными. Настолько, что я сохранил их все до единого.

Я тронута. Дальше ты, наверное, скажешь, что показал их своей… как ее зовут, напомни?

Дороти.

Ах да, Дороти. Прямо как из «Волшебника страны Оз». Ты, случайно, познакомился с ней не в Канзасе, где она была со своей собачкой Тото… — Я прикусила язык. — Пожалуй, мне лучше уйти.

Не уходи, Сара. Я так виноват перед тобой…

Я написала тебе, наверное… сколько их было?

Тридцать два письма, сорок четыре открытки, — ответил он.

Я внимательно посмотрела на него:

Какой у тебя строгий учет.

Мне дорого каждое из них.

О, умоляю. Ложь я еще могу вытерпеть. Но сентиментальную ложь…

Это правда.

Я тебе не верю.

Она была беременна, Сара. Я этого не знал, когда встретил тебя.

Но совершенно очевидно, что ты знал ее, когда встретил меня. Иначе она вряд ли могла забеременеть от тебя. Или это я тоже неправильно поняла?

Он тяжело вздохнул, выпуская изо рта густое облако дыма.

Я познакомился с ней в августе сорок пятого. «Старз энд Страйпс» как раз откомандировала меня в Англию после того задания в Германии. Мне предстояло три месяца проработать в их главном европейском бюро, которое размещалось в штабе союзнических войск под Лондоном. Дороти работала в штабе машинисткой. Она только что закончила колледж и пошла добровольцем в армию. «У меня была романтическая идея сделать хоть что-нибудь для победы, — призналась она мне потом. — Я видела себя хемингуэевской героиней, работающей в военном госпитале». Вместо этого армия послала ее секретаршей в Лондон. Однажды, во время перерыва на кофе, мы разговорились с ней в столовой. Она очень тосковала за своей машинкой. Я скучал, переписывая репортажи других журналистов. Мы стали встречаться после работы. Потом стали близки. Это не была любовь. И не была страсть. Это было просто… от нечего делать. Способ убить время в скучнейшей столице Англии. Конечно, мы нравились друг другу. Но мы знали, что для нас обоих это всего лишь мимолетный роман, у которого нет будущего.

Спустя пару месяцев, в начале ноября, мне сказали, что я буду освещать начало послевоенного восстановления Германии… но сначала могу съездить в короткий отпуск в Штаты. Когда я сообщил ей о своем отъезде, она слегка расстроилась… но была реалисткой. Да, наш роман был приятным. Мы симпатизировали друг другу. И я искренне считал ее шикарной девчонкой. Черт возьми, я ведь ирландский католик из Бруклина, в то время как она потомственная аристократка и принадлежит к англиканской церкви. Я ходил в бруклинскую среднюю школу Эрасмус. Она училась в элитной школе Розмари Холл и колледже Смита. Я был ей неровня. И она тоже это знала — хотя была слишком вежлива, чтобы говорить со мной об этом. В какой-то степени мне льстило, что она вообще снизошла до меня. Но такие истории не редкость в военное время. Он, она, здесь и сейчас… почему бы нет?

Как бы то ни было, я отплыл из Англии десятого ноября, не думая увидеть Дороти снова. Спустя две недели я встретил тебя. И…

Он запнулся, принялся выбивать из пачки новую сигарету. Потом закурил.

И что? — тихо спросила я.

Я сразу понял…

Молчание.

Это случилось внезапно и с первого взгляда. Потрясение. Но я сразу все понял.

Я смотрела в свою чашку. И молчала. Он снова потянулся к моей руке. Я не стала отдергивать ее. Его пальцы коснулись моих. И я почувствовала, что дрожу. Мне захотелось убрать руку. Но я не могла пошевелиться. Когда он снова заговорил, его голос звучал почти тертом.

Всё, что я говорил тебе в ту ночь, я говорил искренне. Всё, Сара.

Я не хочу это слышать.

Нет, хочешь.

Я все-таки убрала руку:

Нет, не хочу.

Ты тоже это знала, Сара.

Да, конечно, знала, — прошипела я. — Тридцать два письма, сорок четыре открытки… и ты спрашиваешь меня, знала ли я. Я не просто скучала по тебе. Я не могла жить без тебя. Я этого не хотела, но ничего не могла с собой поделать. И когда ты не ответил…

Он полез в карман своего пальто, достал два конверта и положил их передо мной на стол.

Что это? — спросила я.

Два письма, которые я написал тебе, но так и не отправил.

Я уставилась на них. Конверты были проштампованы штемпелем американской армии. Выглядели они потертыми и пожелтевшими от времени.

Первое письмо было написано на корабле, по пути в Германию, — сказал он. — Я собирался отправить его тебе сразу, как только мы пришвартуемся в Гамбурге. Но когда мы туда прибыли, меня дожидалось письмо от Дороти, в котором она сообщила о своей беременности. Я тотчас попросил дать мне увольнительную на уик-энд и отправился на пароме в Лондон. По дороге туда я решил сказать ей, что при всей моей к ней симпатии жениться на ней я не могу. Потому что… — снова глубокая затяжка, — потому что не люблю ее. И потому что я встретил тебя. Но когда я добрался до Англии, она…