В поисках П. Д. Успенского. Гений в тени Гурджиева

Но прежде чем выйти в дорогу, Успенский собрал все, что осталось от его приключений в невозможном, и создал работу, которая сделает его знаменитым. Она называлась «Tertium Organum».

Глава 4 «Tertium Organum»

Книга Успенского «Tertium Organum» стала, возможно, самым эффективным противовесом интеллектуальной ортодоксальности начала XX века. Изложить эту книгу вкратце практически невозможно, потому что она объединяет кантианскую эпистемологию, кубики Хинтона, животное восприятие, секс, теософию, космическое сознание, сверхчеловека и личные переживания Успенским мистических состояний. На английский название переводится как «Третий органон мысли» – следующий за описанными Аристотелем и Фрэнсисом Бэконом. В «Tertium Organum» утверждается необходимость выйти за пределы логики и рациональности, чтобы охватить истинную природу реальности. Однако такое краткое изложение книги не позволяет оценить богатство деталей, изящество логических посылок, красочные аналогии и метафоры, которые украшают яркую прозу Успенского.

Возможно, одна цитата даст представление о ранней работе Успенского так же хорошо, как любое подробное изложение:

У жизни нет стороны, которая не открывала бы нам бесконечность нового и неожиданного, если подходить к ней со знанием, что она ограничивается ее видимой стороной, что за этой видимой стороной лежит целый мир «невидимого», целый мир новых и непознаваемых сил и отношений [70] .

70

Ouspensky P. D. Tertium Organum. С. 137.

Видно, что представления Успенского пронизаны символизмом его юности. То, что он с раннего возраста обладал чувством «невидимого», очевидно из его любви к роману Лермонтова «Герой нашего времени» с величественными описаниями гор и неясными намеками на сверхъестественное. Иван Осокин говорит Зинаиде, что любит стихи в одну строчку, потому что «чем больше остается воображению… тем лучше» [71] . Символизм вырос из работ скандинавского религиозного мыслителя Эммануила Сведенборга, с посредничеством поэта Бодлера, который развил идею Сведенборга о соответствиях в полную эстетическую философию [72] . Сведенборг был носителем традиции германского мистика Якоба Бёме, который во вспышке высшего сознания заглянул в то, что назвал «подписью вещей», в реальность под поверхностью мира. «Tertium Organum» закладывает под это фундаментальное озарение крепкое и убедительное основание для систематической философии сознания.

71

Ouspensky P. D. Strange Life of Ivan Osokin. С. 138.

72

Краткое описание влияния Сведенборга на Бодлера, а также многих других поэтов и писателей см. мои главы о нем: «The Dedalus Book of the Occult: A Dark Muse» (L.: Dedalus, 2003).

Даже когда Успенский наименее убедителен – например, при изложении взглядов на животное восприятие – очевидно, что в четвертом измерении его, в отличие от Хинтона, интересует не возможность восприятия предметов «без точки зрения», как сформулировал бы это культурный философ Жан Гебсер [73] . Успенский считает, что восприятие вещей в высшем пространстве приведет к тому, что мы начнем думать о них иначе, «мыслить иными категориями», придем к новым концепциям, новым аналогиям, новому языку, которым мы говорим о реальности. Как ему было известно из экспериментов с полусном и наркотиками, это самое необходимое.

73

В своем magnum opus «Вездесущее происхождение» немецкий философ Жан Гебсер (1905–1973) утверждает, что человечество пережило четыре «структуры сознания» и, с начала XX века, вступило в процесс вхождения в пятую структуру, которая охватит четыре предыдущие. В центре этой новой структуры сознания лежит превосхождение «перспективных» характеристик восприятия текущей, рассеивающейся «ментально-рациональной» структуры. Гебсер находит доказательства этой перемены во многих культурных феноменах, особенно в кубистской живописи начала XX века. Однако представления Хинтона о гиперпространстве предшествуют кубизму более чем на двадцать лет. Подробнее о «аперспективном сознании» см. мои главы о Гебсере в «Тайной истории сознания».

«Tertium Organum» с подзаголовком «Ключ к загадкам мира» недаром считается классикой работ о высшем пространстве и высшей математике. Однако ее несколько отталкивающие рассказы о разных измерениях и о «сознании» линии, квадрата и куба – своего рода отвлекающий маневр. Успенский начинает с интуитивного предположения, что позитивизм, интеллектуальная традиция его дней, крайне неадекватно описывает самые важные аспекты человеческого существования. Эта традиция много раз меняла названия, но до сих пор является официальным объяснением всего. Она утверждает, что реальное можно измерить, используя наши собственные органы чувств или их многочисленные продолжения, развитые наукой. Только видимое реально [74] . В свое время позитивизм был радикальным шагом, свежим взглядом, этапом прогресса. Но позитивизм, как и теософия, и оккультизм, затвердел в китайскую стену догматов, ограничивая рост нового знания и нового восприятия. «Tertium Organum» пробивается через эту стену и открывает путь к «новому» – так Успенский называл невидимое.

74

Некоторые утверждают, что физика частиц, которая изучает невообразимо маленькие объекты, такие как кварки, лептоны и прочие, наверняка занимается исследованием «невидимого». Однако эти и другие элементарные частицы можно наблюдать с помощью научных приборов, которые используют физики, поэтому они видимы (измеримы).

«Tertium Organum» не только развивал идеи Хинтона и других о четвертом измерении. Целью Успенского было убедить нас, что есть веские доказательства существования «невидимостей», которые наука считает несуществующими. В сущности он утверждает, что они даже более реальны, чем материальная реальность, которая, по утверждению науки, их объясняет. Со времен Уильяма Блейка, который очистил двери восприятия и увидел мир в песчинке, поэты так или иначе приходили к той же мысли – как романтики прошлого, так и символисты поколения Успенского. Успенский только подкрепил их аргументы философией.

При этом Успенский выделил себе место в анналах высшей математики и последующих обсуждениях гиперпространства. На самом деле еще одна область, где регулярно появляется имя Успенского (помимо книг о Гурджиеве и Четвертом пути), – это популярные научные работы о других измерениях. Иногда доходит до смешного: например, в «Гиперпространстве» физик Мичио Каку отмечает глубокий интерес Успенского к многомерному пространству и влияние, которое его идеи оказали на таких писателей, как Федор Достоевский [75] . Учитывая, что Достоевский умер в 1881 году, когда Успенскому было всего три года, влияние последнего должно было быть действительно очень велико, чтобы проявиться задолго до того, как он написал свои книги.

75

Kaku М. Hyperspace. Oxford: Oxford Univercity Press, 1995. С. 65–67.

Однако даже без подобных ошибок ограничивать Успенского нишей философа гиперпространства значит игнорировать половину, а то и больше, его высказываний. В «Tertium Organum» Успенского привлекает идея чудесного, чувство, что существует целый иной мир, в котором мы действуем, но не осознаем его. Успенский пользуется геометрическими аналогиями, потому что они помогают логически прийти к озарениям, которые превосходят логику – или, по крайней мере, превосходят искусственные ограничения, поставленные позитивизмом. После того, как мы преодолеваем эти пределы, невидимое четвертое измерение внезапно оказывается повсюду.

В природе, например: «Перемена времен года: первый снег, начало весны, дождливые и теплые летние дни, запах осени… На некоторых мистически действует гроза, на других восход солнца, третьих точно гипнотизирует и втягивает в себя море, четвертых поглощает, заполняет и подчиняет себе лес, пятым бесконечно много говорят и притягивают к себе скалы, шестые подчинены огню», – так Успенский воспринимает чувства, мысли и настроения «таинственного существа» [76] .

76

Ouspensky P. D. Tertium Organum. С. 166.

В сексе тоже: «Голос секса также содержит значительную часть этого мистического чувства природы. Чувство секса помещает человека в самые тесные отношения с природой. Чувство женщины мужчиной и наоборот часто сравнивают с чувством природы. И действительно, это одно и то же чувство, которое вызывает лес, степь, море, горы, только в данном случае оно ярче; оно пробуждает больше внутренних голосов, касается больше внутренних струн» [77] .

77

Там же. С. 257.

Любовь тоже обитает в невидимом мире. Это «космический феномен, в котором люди, человечество – всего лишь случайность» [78] . Любовь – это творческая сила, которая открывает в мужчинах и женщинах те стороны, о которых они не знали. Люди, которые «бегут от любви, бегут ради того, чтобы сохранить свои маски». Самая важная часть любви – «то чего нет, что полностью не существует в обыденной повседневной материалистичной точке зрения» [79] .

78

Там же. С. 138.

79

Там же. С. 142.