В поисках смысла

После визита Диего с делегацией к властям в столицу я быстро согласился с капитаном. Началось бурление. Никто не знает, как реагировать на появление казаков. С одной стороны, разбойники теперьвыступаютза людей, с другой стороны, появилась организованная сила с самоуправлением и своими законами. Впрочем, племена гуарани живут как-то, набеги устраивают, а тут договариваться можно, да еще и на войне использовать.

Зато фантазия у потомков европейских первопроходцев богатая. Они не столь верующие, сколь суеверные. Все события обросли сказочными слухами, которыми Мигель поделился со смехом. Я в этой сказке выступил кем-то вроде Кощея Бессмертного, который привез из дальней Сибирии сокровище. Убить меня невозможно. Кто косо посмотрит, умирает в страшных муках. А кого я коснусь, тот от любой болезни исцеляется. Почему не Петров? Загадка. Хотя Петров говорит, потому что яначальник. У него самого роль доброго мудреца на подхвате. А Диего, как Иван Царевич, разгадывал загадки и подвиги совершал. Я, тем временем, сходил проведать своих родственников и друзей в ущелье Призраков. Тоже с приключениями. На меня напал злой дух, охраняющий вход в запретное место. Но я победил. Когда я вернулся, то наградил Диего волшебным ягуаром и провел посвящение в герои с присвоением емусказочных свойств, вроде прохождения сквозь стены и неуязвимости от сабли.

Теперь у нас на улице стали собираться толпы страждущих. Мы перебрались на корабль и стали готовиться к отплытию.

Утром к нам на борт поднялись Диего с Клаубергом.

— Вы не можете так взять и уплыть на всегда, — Франц мрачен, — сейчас только все началось.

— Но это ваша страна и ваши отношения, — возражаю я.

— Нет, мы братья, — вспыхивает Диего, — вы нас посвятили. Разве бросает мать своего ребенка, как только родила?

— Что я могу сделать? В моей стране тоже брошены мои люди, а я даже не знаю, что с ними.

— Я могу остаться, — прозвучал в тишине голос Петрова.

В последнее время, чем ближе дела к завершению, а планы к отплытию, тем задумчивей Сергей. Они с Ариной не расстаются ни на минуту. Щебечут и что-то обсуждают. Она уже привыкла к новому имени и положению. Мой расчет оказался верен. Наши матросы и офицеры чуть не на руках ее носят. Но она скромница, в отличии от Алены. Носит белые, красные и желтые платья в пол. Смотрит, потупив взор. Но если взглянет в глаза, говорят матросы,то прожжет до самого дна. Увидит все тайные закоулки души.

— Это уже крайность, — хмурюсь я, — пойдем, поговорим. Подождите, господа, мы обсудим некоторые детали.

На палубе кипит работа. Закупленное продовольствие распределяют. На берегу еще ждет своей очереди свежая вода.

— Ты должен меня понять, — поправляет Сергей очки.

— Я тебя понимаю. И даже поддерживаю. Только все так неожиданно.

Мысли, что они собираются сбежать, у меня закрались с момента прибытия кораблей. Я такие вещи чувствую без всяких потусторонностей. Опер, как-никак. Только надеялся, что чуйка обманывает, и все утрясется.Не утряслось. Они ищут место, где смогут жить с душевным спокойствием. Арина привлекает внимание красотой и точеной фигурой. Она, как и все девушки, замечает каждый взгляд. Но если местные, индейцы, метисы, мулаты, смотрят, как на человека, то европейские выходцы видят добычу и вещь. Уже били рожу одному, который приценился. Чернокожих тут очень мало, и они крайне дороги. В рабстве использовались индейцы. Да и то, уже два года, как это окончательно запрещено и преследуется. Никаких невольничьих рынков нет. Петров, со своей стороны, не может не видеть, что тут тоже не рай. Во главе всего такие же европейцы вроде Клауберга.

— Мы с Ариной не строим иллюзий. Здесь будет тяжело. Элита не примет ее, к этому я готов. Но людьми не торгуют, как у нас. И не смотрят, как на диковинку. Конечно, в России можно жить под твоим крылышком, но я буду все время вспоминать, глядя на высокомерные рожи чиновников и аристократов, осеннюю грязь и соломенные крыши изб, это море, до которого уже дела не пустят, эти поля и предгорья, горы и ущелье. И даже Братьев Пинчейра в смешных шапках.

— У них мода пошла шить папахи из лам. Сбежать решил, значит?

— А когда еще, если не сейчас? У меня нет другой жизни и другого времени. Ты скажешь, пятый десяток дураку? И будешь прав. Но тем быстрей надо действовать.

— Да знал я, что ты останешься. Не здесь, так в Ла-Плата. Или Сисплатина, как ее там. Теперь все это обставить надо.

— Так ты не ругаешься?

— С чего вдруг? Будь я на твоем месте, тоже бы остался. Деньги у тебя есть?

— То золото, какое ты дал.

— Я тебе оставлю часть. Не все ушло на найм судна. Правда, контракт переписали на сумму вдвое большую, да еще матросов наняли. Но тебе хватит на дом и житье.

— Есть еще одна причина. Арина говорит, что наш путь в России неизвестен. А здесь открыт. Она видит, что все устроится.

— Раз открыт, заходи. Что Васильеву скажем? — Щурюсь я.

— Ничего. Я соберу тихонько вещи. Поедем на прощальный ужин к Мигелю или Францу. Там останемся. Напишу записку с извинениями.

— Нет уж. Я сам все объясню.

Мы зашли обратно в кают-компанию. Наши чилийские партнеры сидели, курили. Каждый смотрел в свою сторону. Диего встал при виде нас. Снял мохнатую папаху и бросил оземь. Когда только научился?

— Не говорите ничего, пока не услышите меня, — глаза его блестели.

— Ты прав, мой друг, — перебиваю я его, — не пристало нам бросать своих. Решение принято. Я оставляю своего брата и его жену вам в помощь. Он будет держать связь со мной и поможет во всех делах.

— Благородно, но мои слова не потеряют смысл. Раз так, то есть предприятие, которое сгодится для всех, тут сидящих. Но во главе его я хочу видеть Серджио.

— Слава Богу, — выдохнул Клауберг, — один я никак не справлюсь, — а что за предприятие?

— К северу отсюда, в горах, что лежат за городком Ла-Серена, наши люди взяли у местных серебряные самородки. Если там будут прииски, то хватит на всех.

— Кто про это еще знает? — засуетился Франц.

— Уже никто. Кроме моих казаков.

— Ну вот и славно. Первое дело уже есть, — потер я руки.

Задержаться пришлось еще на три дня. Занимались устройством Сергея. Клауберг предложил пожить пока у него на полном пансионе, но доктор отказался. Арину будут в том доме просто терпеть. Поэтому решили, что они поживут в том же доме, который мы снимали. Когда я убедился, что ему пришли предложения практики в Сантьяго и место чиновника в каком-то департаменте, то стал спокоен. Не пропадут. Но денег оставил. По местным меркам, на два года жизни молодоженам хватит. С учетом прислуги. А там, если надоест, можно их и домой забрать.

— Неправильно это все, — хмурится Васильев, — он на должности. Аванс выплачен.

— А правильно редко, что бывает. Задание Лангсдорфа мы выполнили. Возникли обстоятельства, требующие присутствия резидента. Сергей Павлович на такую роль подойдет, за неимением других кандидатур. Рапорт мы с него возьмем. Я еще свой прибавлю. А там в Санкт-Петербурге пусть решают. Отзовут или оставят, так то не наша печаль будет.

— Разумно. Тогда завтра утром уходим.

Мы устроили прощальный ужин на корабле. Пригласили Клауберга, Муэрто, Диего, Мигеля и еще нескольких знакомых. Все важно провозглашают тосты и здравицы. Ничего лишнего, чистая дипломатия. Я сижу в обнимку с Петровым:

— Видишь, устроилось все.

— Афера чистая. Все, что с тобой связано, жульничество. И я в этом участвую. А самое интересное для меня знаешь, что? То, что мне не стыдно.

— Это потому, что ничего такого мы и не сделали. Да, остаешься резидентом. Ну, не уточняли, что не только российским.

— Я не хочу оставлять практику.

— И не надо. Это лучшее прикрытие. Имя у тебя здесь уже есть.

— Мне нужен героин.

— Я тебе расскажу, как его делать, но получение уксусного ангидрида в деталях знает только Рослин. Организуешь лабораторию, пришлю на подмогу кого-нибудь из наших. А так, по возможности постараюсь отправить в Рио-де-Жанейро партию.